Школа в Кармартене
Шрифт:
– Да. Как говорил Гиппократ, «не нужно сыпать обломки костей обратно в рану. Таково первое движение сердца, но оно ложно», – сказал Мак Кехт, осматривая бок каприкорна. – Вправьте ему вывих, Гвидион. Левая передняя.
Гвидион прощупал вывихнутую ножку и резким рывком вправил ее. Мак Кехт мыл руки. Гвидион принес иглы и хирургический шелк, но усыплять каприкорна не стал, – у Мак Кехта была легкая рука, он шил совершенно безболезненно.
– Волосы, – деловито бросил Мак Кехт, сдирая резинки, и начал шить. Гвидион подхватил его рассыпавшиеся волосы, готовые упасть на операционный стол. По
Неожиданно Гвидион увидел, что у Мак Кехта на глазах слезы, и, предположив, что ему щиплет глаза стоящее рядом обеззараживающее средство, заткнул его пробкой. Но Мак Кехт продолжал плакать, вчитываясь в одну и ту же строчку на боку каприкорна. Шитье приостановилось.
На лестнице послышались быстрые шаги и голоса Мэлдуна и Рианнон. Мак Кехт закусил губу.
Рианнон вбежала в домашнем халате, обошла кругом операционный стол и заговорила со смешным и несчастным козликом, взяв его мордочку в руки.
– Доктор Рианнон, вам лучше уйти, – бесстрастно сказал Мак Кехт. – Здесь совсем не место для вас.
– Я единственная в Уэльсе, кто знает язык каприкорнов, – сказала Рианнон, – и не вам, Диан Мак Кехт, указывать, где мне стоять.
– Будьте любезны, не заслоняйте мне свет, Рианнон, и постарайтесь не блеять так громко по-козлиному, – это меня отвлекает.
– Прекратите брызгать на меня кровью, Мак Кехт, на мне мой лучший халат.
Обменявшись этими любезностями, оба продолжали делать свое дело.
Закончив шить, Мак Кехт как следует забинтовал каприкорна, так что оставались видны только четыре ножки, покрытая письменами шейка, головка да хвост.
– Все. Это святому Коллену.
– С каким сопровождающим пояснением? – спросил Гвидион.
Мак Кехт провел пальцем по носу козлика.
– Двухмесячный детеныш каприкорна из лесов Броселианда. Содержание – «Древнейшие мифы человечества».
– Какое бессердечие! – сказала Рианнон. – Сиротка без матери, а вы про инвентарный номер!
Мак Кехт поднял на нее глаза.
– А где его мать?
– Он потерял ее. Он отбился от стада в лесу у южной оконечности мыса Нэвиш. Может быть, еще можно найти его клан, он откочевывает в долину этих самых… – Рианнон проблеяла что-то в задумчивости, – да, Диких Пчел в начале марта.
– В таком случае – к святому Коллену с пометкой «временно, инвентаризации не подлежит», – переформулировал Мак Кехт и улыбнулся уголком губ.
– Как подумаю, как сегодня чудно поглядывала на меня Крейри! – расхвастался Ллевелис, отряхивая перед сном плед от хлебных крошек. – Как будто я чего-то стою!..
Гвидион в целом не очень удивился тому, что было произнесено не имя Кэтрин, с его точки зрения, несколько к тому времени избитое, а новое, совершенно неожиданное, свежее имя. Он добросовестно задумался.
– Крейри не поглядывала бы в твоем направлении, если бы ты не заслонял ей Горонви, сына Элери. В классе ты часто сидишь точно на линии ее взгляда, направленного на Горонви.
– Ты уподобляешься Змейку, – горько сказал Ллевелис, забираясь под одеяло. – Я дождусь, пока на тебя обрушится настоящее, глубокое чувство, и вот
И через три минуты Ллевелис засопел носом преспокойнее всех на свете.
Козлик вскоре встал на ножки и повсюду бегал за Рианнон, тычась носом ей в юбку и цокая копытцами по плиточному полу. Иногда его ловил Гвидион, ловко хватал поперек и менял ему повязку.
Когда Гвидион счел наконец возможным снять бинты, он некоторое время печально рассматривал непонятные письмена у пациента на боку. Он был бы не прочь узнать, над чем здесь плакал Мак Кехт, однако компактное иероглифическое письмо на шкурке бедняжки во всей школе могли прочесть только несколько человек. Самого Мак Кехта брать в расчет было нельзя. Мэлдун был в странствии. Мерлина лучше было не трогать по той же причине, по которой лучше не разрывать без необходимости навозную кучу. Но после долгого почесыванья в затылке у Гвидиона сложился план, достойный Махиавелли. [29]
29
Махиавелли – очень крупный (около 70 см, не считая хвоста) государственный деятель эпохи Лисьего Возрождения.
…Гвидион ожидал Змейка у него в кабинете в полном одиночестве, если не считать некоторого количества веществ, копошащихся вокруг. Внезапно с потолочных балок на стол перед ним стек какой-то серебристый со стальным отливом металл.
– Ртуть! – отшатнулся Гвидион.
– Нет, нет, я не ртуть, не бойтесь, – с просительным позвякиваньем в голосе сказал металл. – Я редкий сплав цинноний. Я неважно себя чувствую…
– Змейка нет, он вышел, – сказал Гвидион. – Я всего лишь его ученик. Я совсем не разбираюсь в металлах…
– О, а я совсем не разбираюсь в людях, – вежливо отозвался металл. – Многоуважаемый собеседник изволил принять меня за ртуть, я же принял вас за Тарквиния. Но что мне делать, что делать!.. Я сейчас окислюсь, – сказал металл. – Я уже чувствую, как окисляюсь. А ведь у меня детки малые… Прошу вас, мне всего-то и надо, что несколько капель реактива, что на верхней полке слева вон в том шкафу!
Гвидион, не раздумывая, открыл шкаф. Он снял колбу с темно-красным реактивом, капнул три капли на спину циннонию, который блаженно встряхнулся и поежился, растворяя реактив, затем, благодарно хлюпнув, стек со стола и впитался куда-то под паркет. Ставя колбу на место, Гвидион увидел на нижней полке нечто, что заставило его вздрогнуть: там лежали старинные, средневековые инструменты для кровопускания. Гвидион узнал ударник и другие допотопные орудия флеботомии. Гвидион боязливо протянул руку к инструментам. Рядом с ударником лежал орден, который он решился взять в руку. Это была девятиконечная звезда с выбитой по кругу надписью: «Господь предал в наши руки врагов английской республики, и слава этой победы принадлежит лишь Ему». У Гвидиона мелькнула мысль о том, что душа Змейка – глубочайшие потемки, но в это мгновение вошел сам Змейк, и Гвидион несколько сбивчиво принялся излагать подробности визита циннония.