Школа в Кармартене

Коростелева Анна Александровна

– Люди состоят из соединений углерода и потребляют кислород. Смерть есть прекращение химических реакций одного типа, – Змейк поймал на себе взгляд Гвидиона, которого явно заинтересовал его учитель, дающий определение смерти, и спокойно закончил: – и начало совершенно иных химических реакций.

Вполголоса рассказанный анекдот, и его собеседники расхохотались – c таким звуком, как будто рассыпалась и раскатилась по полу горсть монет. Гвидион содрогнулся.

– Ллановерский рил – это же танец для Бога, для взгляда сверху, его нужно танцевать под открытым небом! – с этими словами Ллевелис протанцевал вон из дверей во двор, вытащил цепочку танцоров, которую он вел за собой, наружу, на снег, и замкнул ее в хоровод. «Вот что значит ясная

память! – стукнув себя по лбу, воскликнул Мерлин. – А ведь у меня и из головы вон, для чего он, этот танец! Слава Богу, хоть кто-то что-то еще в состоянии упомнить», – и Мерлин быстро повыгнал всех во двор. Красота композиции ллановерского рила, несомненно, поражала воображение, и вся школа как раз танцевала на снегу, когда со стороны двери в город появилась темная фигура человека, которого сопровождал и не помышлявший ни о каких танцах Змейк. Похоже было, что Змейк, чтобы глотнуть свежего воздуха, прошелся до двери, обнаружил, что кто-то в нее колотится, открыл и проводил приехавшего внутрь. Они постояли немного на ступеньках чуть выше остального собрания. Дождавшись паузы, Змейк бесстрастно сказал:

– Позвольте представить вам крупнейшего лондонского методиста профессора Зануцки, направленного в нашу школу постановлением Министерства для тотальной проверки качества преподавания и аттестации преподавательского состава.

Вероятно, учителя и студенты, танцующие все вместе на снегу с не выветрившимся еще ароматом вина на губах, были не совсем тем, что ожидал увидеть профессор Зануцки в учебном заведении под Рождество, так как он кивнул в ответ на какую-то свою собственную мысль и очень сжато представился:

– Лоренс Зануцки. Специалист в области расчасовки и преподавания нелюбимых предметов в современных условиях. Штат моих сотрудников будет здесь завтра утром. Я опередил их с тем, чтобы пожелать вам веселого Рождества, но судя по тому, что я вижу, веселье здесь и так уже достигло апогея.

И тише добавил:

– Для начала я попрошу всех преподавателей не позже новогодней ночи сдать мне планы уроков.

* * *

Назавтра Зануцки и Змейк уединились в элегантном, но полутемном кабинете тератологии. Выбор помещения исходил, разумеется, от Змейка.

Змейк постукивал по столу случайно попавшим ему под руку хирургическим зажимом.

– Каков план действий? – кратко спросил он.

– Мы проведем последовательно все процедуры, предписанные разработками Министерства. Уважаемые мною лорд Бассет-Бладхаунд и Пандора Клатч сообщили множество интересных подробностей о происходящем в стенах этой школы. Но при этом я не понимаю, как оба они умудрились не привезти из школы ровным счетом ничего! – сказал Зануцки. – Я же, в отличие от них, не собираюсь возвращаться с пустыми руками! И будьте уверены, что это будут не рассказы о библиотечных козлах и бродячих башнях и не тапочки великанши! Это будут материалы.

– Я могу быть чем-то полезен? – поинтересовался Змейк.

– Вы меня очень обяжете, если возьмете на себя труд проследить за тем, чтобы планы уроков были сданы всеми и в срок.

– Само собой разумеется. Что-нибудь еще?

– И от всех преподавателей мне будут нужны копии контрактов о приеме на работу.

– Боюсь, что некоторые из них могли не сохраниться, – заметил Змейк.

– А как в таком случае до сих пор сохраняются эти преподаватели? – спросил Зануцки.

Змейк прошелся по спальням и кабинетам учителей (заглядывая даже в подсобные помещения) и напомнил всем, что каждый должен сдать по плану урока, особо подчеркнув, что план этот должен быть написан по-английски. После этого его некоторое время преследовал по пятам разгоряченный Дион Хризостом, неотступно спрашивая, как бы он перевел на английский слово логос. Но Змейк насчет этого сказал попросту, что если Дион имеет в виду свой внешний [33] логос, то он, Змейк, перевел бы его как «blethering», [34]

а если внутренний, то как «a jumble of ideas». [35]

33

Стоики различали внутренний и внешний логос, т. е. саму способность к мышлению и ее выражение в речи. Так, у говорящего попугая есть внешний логос, но нет внутреннего, а у немого человека – наоборот.

34

от англ. blether – чесать языком, нести вздор.

35

a jumble of ideas ( англ.) – путаные мысли, каша в голове.

Пифагор воспринял это требование как камень лично в свой огород и долго бушевал под пристальным взглядом Змейка, обличая происки тех, кто тщится проникнуть в тайны богов. Под конец он милостиво согласился изложить доступным для невежд слогом несколько доказательств знаменитой теоремы о соотношениях сторон прямоугольного треугольника, и то лишь после того, как Змейк ясно и недвусмысленно дал ему понять, что эта теорема ему все равно известна, а также что она была хорошо известна уже в Вавилоне и древнем Египте. Кое-чьи планы уроков после третьего напоминания проявлялись у Змейка в кабинете на стене в виде огненных букв, чем их авторы намекали, вероятно, чтобы им не мешали работать. Змейк в этих случаях, пожав плечами, переписывал знаки со стены на пергамент и, не заботясь о дальнейшей внешней унификации документов, бросал эти пергаменты сверху на груду глиняных табличек, бамбуковых дощечек и прочих скопившихся у него редкостей. Когда Сюань-цзан принес свой план урока в семи цзюанях на куске гуаньчжоуского шелка длиною в чжан, [36] Змейк скатал его молча с довольно кислым видом и кинул туда же. Наконец все это было сдано Зануцкому.

36

Один чжан – это десять чи.

Выборочная переаттестация преподавательского состава началась немедленно. Она проводилась методистами совместно с психоаналитиком и психиатром. Она много лет проводилась ими в этом составе и имела своей целью выявление морального облика, методической компетентности и степени психологической устойчивости преподавателей.

Профессор Курои, сын Дайре, стремительно меняясь, в начале января был близок к пику своей молодости и выглядел моложе старших студентов. Благодаря этому проверяющая комиссия приняла его за неопытного практиканта, стажера, который находится в школе, конечно, не больше месяца и не представляет для них большого интереса, и не стала вызывать его для переаттестации. Многим из них, по убеждению студентов, эта случайность спасла жизнь.

…Зануцки и комиссия расположились в парадном зале. Мак Кехт занял место напротив методистов и закинул волосы назад.

– В какой области вы специализировались, прежде чем заняться преподаванием медицины?

– Я был военным хирургом, – ответил Мак Кехт.

– Принимали участие в боевых действиях? Где именно?

– На севере Ирландии.

– В составе миротворческих сил?

– Н-ну… миротворческими я их не назвал бы, – сказал Мак Кехт, вспомнив Нуаду, Луга Длинной Руки и некоторых других миротворцев.

– А вот ваши волосы, – тут же перебил другой методист. – Это что, эпатаж?

– Нет, это мой естественный цвет, – невпопад отвечал Мак Кехт.

– Я имею в виду их длину, – ядовито сказал методист. – У вас никогда не возникало желания… их остричь?

– Много раз, – удивляясь столь интимному вопросу, отвечал Мак Кехт, для которого обрезать волосы означало нарушить гейс и тем самым навлечь на себя скорую смерть. Он еще не знал, до каких высот интимности способны подняться методисты.