Шокирующая музыка
Шрифт:
Музыкальные лайфхаки
Цель написания музыки? Просто способ пробудиться к той жизни, которую мы живем.
1. Не теряйте ни минуты
Заманчиво представить, что композиторы бесконечно возились со своими операми и симфониями. Все эти детали требуют тонкой настройки. А все эти ноты! Леонардо да Винчи наносил эти никогда не заканчивающиеся мазки на свою миниатюрную «Мону Лизу» в течение почти пятнадцати лет. Наверняка такое грандиозное сооружение, как «Мессия» Генделя, должно было потребовать такого же подвига выносливости?! А вот и нет. Очевидно, что изобразить Иисуса в звуке гораздо проще, чем изобразить улыбку. В 1741 году Гендель написал «Мессию» с начала до конца с 22 августа по 14 сентября, то есть за чуть менее чем за три с половиной недели. Со своей следующей ораторией «Самсон»,
Моцарт был не только столь же быстр, но и, по-видимому, мог одновременно заниматься и другими делами. В стиле чревовещателя, который пьет воду, пока его перчаточная кукла разговаривает, он написал увертюру к своей опере «Дон Жуан», попивая пунш и болтая с женой в ночь накануне премьеры оперы в 1787 году. Взгляните на увертюру в полной партитуре. Обычному человеку понадобилось бы больше ночи, чтобы просто переписать ее. Рука Моцарта быстрее нашего глаза. Итальянские композиторы так называемого «бельканто» в начале 1800-х годов были самыми быстрыми бариста музыкального эспрессо. Оперный мир тех дней был быстрым и свободным, новые произведения проносились через провинциальные театры с невероятной скоростью. Композиторы получали заказы за несколько недель до премьеры. Если публика не принимала оперу, итальянцы лишь пожимали плечами: всегда находилась еще одна новая пьеса, которая должна была быть представлена через месяц. «Севильский цирюльник» Россини занимал его всего тринадцать дней в 1816 году, хотя отдельные его части (включая увертюру) были просто переработаны из более ранних провалившихся произведений. В конце концов, нет смысла позволять неодобрению аудитории убивать хороший материал. Соотечественник Россини Гаэтано Доницетти создал свою классическую комедию «Любовный напиток» (1832) за восемь дней. Другим композиторам было проще заменить одно большое оперное яйцо множеством яиц поменьше. К примеру, песнями. Франц Шуберт, Роберт Шуман и Хуго Вольф, три величайших композитора немецкой песни (или лидера) XIX века, были в шоколаде, если им удавалось написать несколько текстов в день. Сейчас я чувствую себя крайне неуютно из-за скорости, с которой я писал эту книгу. Сделайте мне одолжение и читайте быстрее!
2. Никогда не пренебрегайте безопасностью жилища
Это еще более важно, когда ближайшие родственники стремятся ускорить вашу кончину. Великий французский скрипач и композитор Жан-Мари Леклер старший (1697–1764), в конце жизни которого наступили тяжелые семейные времена, когда разошелся с женой и поселился в собственном небольшом доме в одном из не очень благополучных пригородов Парижа. Однажды ночью он был зарезан на пороге своего дома. По сценарию, который понравился бы Агате Кристи, жандармерия остановилась на трех подозреваемых: садовнике, жене Леклера и его племяннике – сопернике-скрипаче. Большинство улик указывало на последнего, но дело так и не было доведено до суда.
3. Классическая музыка – это игра для молодых
Может, сейчас жизнь и быстрее, но тогда она была короче. Даже если демографические данные говорят нам о том, что люди приходят к классической музыке в более позднем возрасте, было бы ошибкой считать, что она является уделом исключительно пожилых людей. Для этого есть рок-музыка, просто спросите The Rolling Stones. Нет ничего плохого в том, чтобы немного пожить (собственно, я и сам недавно этим занялся), но забавно отметить, что некоторые из современных проверенных временем представителей музыкальной молодежной культуры сейчас старше, чем многие из моих собственных эротических постеров моего пубертата. Продолжительность жизни композиторов, хотя и не является чем-то необычным для тех времен, сегодня выглядит удручающе:
Шуберт, 31 год
Моцарт, 35
Бизе, 36
Мендельсон и Гершвин, 38
Шопен, 39
Дальше – хуже.
Явно хилый итальянец Джованни Перголези, один из самых успешных композиторов XVIII века, дожил до двадцати шести лет и умер в 1736 году, а новый талант XIX века, испанец Хуан Кризостомо Арриага, умер незадолго до своего двадцатилетия (1806–1826). Те, кто смог пробиться, сделали это, рано обретая известность. Наш старый друг Игорь Стравинский написал свою панковскую сцену о молодой девушке, танцующей до полного изнеможения, в одном из переломных произведений двадцатого века «Весна священная» (1913) в возрасте тридцати лет. Фантастическая симфония Берлиоза – закручивающийся музыкальный вихрь любовных галлюцинаций – легла на страницы, когда ему было двадцать шесть. У наших героев почти не встретишь морщинистых лиц, но мы всё равно чувствуем, что зрелость – это паспорт в их мир.
Фридерик Шопен (1810–1849)
4. Начинать никогда не поздно
Это были падающие звезды; другие выбирались, брали старт более вяло. Чайковскому (см. «Грусть») был двадцать один год, когда он начал серьезно заниматься музыкой; француз Эрнест Шоссон (1855–1899)
5. Избегайте общественного транспорта
История музыки свидетельствует о том, что прошлое настигает человека совершенно неожиданным образом. Композитор Исаак Натан (1790–1864) успешно выходил из затруднительных ситуаций – как правило, финансовых. В конце двадцатых годов кредиторы изгнали его из родной Англии в Уэльс. Возможно, он был тайным агентом Георга IV, маскируясь под музыкального библиотекаря короля, этакий Джеймс Бонд начала XIX века с буклями. Общение с аристократией, должно быть, принесло ему некоторое доверие, учитывая, что его самым заметным успехом на лондонской оперной сцене была постановка «Возлюбленные и жены» 1823 года. В конце концов он был разорен за «неуказанные услуги» Вильгельму IV и эмигрировал в Австралию в 1841 году, где стал некоронованным королем сиднейской колониальной музыкальной сцены: сочинял, преподавал, работал с музыкой аборигенов и писал обо всем: от искусства до бокса. Покончив с придворным шпионажем, Натан написал пьесу под тревожным названием «Веселые уродцы в смутные времена» (1843); можно предположить, что трудности с кастингом не позволили осуществить полноценную постановку. Я уверен, что сегодня мы смогли бы преодолеть эти проблемы. Исаак Натан был невнимателен и попал под колеса конного трамвая в 1864 году.
6. Будьте осторожны за рулем
Пуччини и Равель умудрялись попадать в неприятные аварии даже в машинах, ехавших медленно. Упомянутый выше несчастный Шоссон, начав поздно, рано финишировал, упав с велосипеда в возрасте сорока четырех лет.
7. Самоучки – это хорошо
Современный большой и жесткий мир переполнен дипломированными специалистами; человек, не имеющий подтверждающего документа, бесполезен. То же самое правдиво и в отношении перспективных «серьезных» композиторов. Их арсенал технических знаний должен быть настолько всеобъемлющим, что его можно получить только в университетских аудиториях. Молодые композиторы приходят со своими дипломами в комплекте, как подающие надежды эмигранты при пересечении границы или породистый спаниель. На это наши музыкальные герои прошлого говорят: верьте в свои силы и в очищающее горнило жизни. Я не могу предложить никаких мотивационных техник, кроме сравнения, ведь большинство великих композиторов прошлого никогда не выходили из аудитории с дипломом в руках. Некоторые из них были практически полностью самоучками. Наш друг Георг Филипп Телеман был более знаменит и успешен, чем его современник И.-С. Бах в годы их жизни. Сын пастора, он, как говорят, еще в детстве научился играть на флейте, скрипке и цитре, не умея читать ноты. Вскоре он освоил и нотную грамоту, а стиль приобрел, изучая чужие партитуры. Я должен сказать «стили», потому что Телеман стал настолько технически подкованным, что мог переключиться и писать на немецкий, французский или итальянский лады того времени. Он постигал музыку, как ребенок постигает язык.
Рихард Вагнер – пожалуй, самый яркий пример композитора, прошедшего собственный путь. Поздно начал заниматься музыкой и впоследствии плохо учился в школе, укушенный манией, Вагнер выкроил пару лет уроков у одного из лейпцигских музыкантов, будучи уже подростком. Остальное время он проводил в одиночестве, самостоятельно продираясь через учебники музыки или (что гораздо важнее) переписывая музыку своего музыкального героя – Бетховена.
Жак Оффенбах (1819–1880) ввел четвертную ноту в канкан – да, это его мелодия – и обеспечил пьянящее музыкальное шампанское для Франции середины девятнадцатого века такой опереттой, как «Орфей в аду» (1858). Его можно считать пионером того, что потом превратилось в мюзикл двадцатого века. И всё же этот классический галльский музыкант, сын кантора, родился в Германии и только в четырнадцать лет отправился в Париж в поисках профессионального образования. Его обучение в Парижской консерватории длилось всего год. Скитания по оркестровым ямам местных театров оказались для подростка-виолончелиста более полезной школой. Эдвард Элгар (1857–1934) нашел себя как композитор только к сорока годам (см. «Печаль»). Он учился игре на скрипке и композиции в уютной обстановке семейной музыкальной лавочки, а свой лучший практический опыт получил, дирижируя оркестром в местном приюте для умалишенных. Говорят, победа за медленными и настойчивыми; когда он, наконец, добрался до своей золотой жилы, она принесла симфонии, концерты и множество сопутствующей музыки, которая до сих пор недооценена за пределами его родной Англии.
Обучение на рабочем месте стало реальностью для бразильца Эйтора Вила-Лобоса (1887–1959), который получил несколько советов по игре на виолончели от своего отца-чиновника перед смертью последнего, в то время как Эйтору было всего десять лет. С тех пор он выступал на улицах Рио, в кафе, играл с театральными труппами. Он совершил несколько поездок в джунгли внутренних районов Бразилии, чтобы познакомиться с музыкой коренных народов, и в конце концов поступил в Национальный институт музыки в Рио-де-Жанейро. К тому времени было уже слишком поздно для подобных строгостей, он продержался в аудиториях всего год, а затем вернулся на свою одинокую дорогу. Он создал превосходное настроение в «Маленьком поезде Кайпиры» – грохочущей, свистящей, хрипящей виньетке из его цикла «Бразильские бахианы», в которой Бах встречается с Бразилией. Почетное место занимает датчанин-самоучка, которого я очень люблю, Петер Эразм Ланге-Мюллер (1850–1926), избавленный от тягот профессиональной трудовой жизни благодаря наследству и имевший счастливую возможность заниматься музыкой в загородном поместье.