Шпионаж и любовь
Шрифт:
Но Кристина не придавала большого значения своей жизни, если та не была использована на благо родной страны. За предшествующий год был убит Витковский, обнаружено ужасное преступление в Катыни, которое фактически не вызвало отклика, было разрушено до основания Варшавское гетто, погиб генерал Сикорский, а Польша все еще была оккупирована. Кристина больше не находила оправданий своему пребыванию в Египте. Война в Европе подходила к кульминации, а боль последних двух лет могла быть снята только инъекцией адреналина. Кристина больше не была Желанием, ее роль «прекрасной шпионки» завершилась.
9. Наша женщина в Алжире
Колин Габбинс был не из тех, кто скрывает свое мнение. «Каир был воплощением беззакония, – писал он, – атмосфера зла проникала повсюду» [1]. Осень 1943 года выдалась в Египте исключительно жаркой и липкой, но в работу УСО ворвался порыв свежего воздуха, когда Габбинсу присвоили кодовое имя «М» и поручили возглавить «фирму» [81] . По свидетельству шифровальщика УСО Лео Маркса, глаза Габбинса «не отражали его душу или прочие подобные
81
«М» происходило от среднего имени Габбинса, Маквин, поскольку начальная буква его первого имени «К» уже использовалась другим агентом. Бен Макинтайр предполагает, что Габбинс послужил одним из источников вдохновения Яна Флеминга при создании образа «М» в бондиане, наравне с матерью самого автора, которая также подписывала письма сыну инициалом «М». См.: Macintyre, For Your Eyes Only: Ian Fleming and James Bond (2008), p. 63.
Габбинс прибыл в Египет в октябре 1943 года. Он немедленно объявил, что основная часть персонала должна быть переведена в Италию. Каирское отделение УСО не было полностью закрыто, но утратило региональное значение. «Факел оперативной работы» союзников в Северной Африке переходил Алжиру, и вскоре контролируемое вишистами Марокко вынуждено было отказаться от нейтралитета, обеспечивая союзникам базу для вторжения в Италию. Муссолини был свергнут в июле 1943 года. Условия его капитуляции были окончательно согласованы в Алжире Дугласом Доддзом-Паркером, который любезно предоставил свою спальню итальянским делегатам для их частных переговоров, так как предусмотрительно оборудовал это помещение «жучками», что «исключило для него элемент неожиданности из последующих дискуссий» [4]. Необходимая радиосвязь с Италией была предоставлена бывшим инструктором Кристины по беспроводной сети, «мечтательным» красавцем Диком Маллаби, который так удачно оказался к этому времени в тюрьме в Вероне, попав в плен после десантирования с парашютом в озеро Комо. «Мы раскатали итальянскую империю всего за год», – с удовлетворением отмечал позднее Доддз-Паркер [5]. Алжир и Италия были благоприятнее, чем Египет или Великобритания, с точки зрения управления операциями в Южной и Центральной Европе, а Кристина была решительно настроена стать частью этой оперативной системы.
Помогая создать УСО вопреки значительной оппозиции, а теперь пытаясь урегулировать ситуацию на Ближнем Востоке, Габбинс, по словам лорда Селбурна, «не обладал повсеместной популярностью» [6]. Однако у него был дар вдохновляющей уверенности, и он проводил все возможное время с молодыми агентами в Каире, которые воспринимали его не только как старшего по рангу офицера, но и «как украшенного шрамами члена собственного племени» [7]. Он, Кристина и Анджей, словно обитатели общего горящего дома, разделяли не только любовь к Польше, но и великую веру в честь, которая определяет образ действий. В редкие моменты долгосрочного планирования Габбинс и Кристина даже обещали друг другу совместно прокатиться на лыжах по склонам освобожденной Польши после окончания войны. Перед отъездом Габбинс устроил вечеринку для сотрудников разных рангов, на которую пригласил и представительниц Первого корпуса, и своих агентов, и офицеров. После нескольких порций виски он возглавил танцы – облаченный в килт. Самые крепкие стали свидетелями его коронного трюка. Скинув пиджак, Габбинс встал на руки перед пинтой пива в кружке. Затем он медленно опускался, пока не смог дотянуться и взять кружку в зубы, а потом неспешно выпил ее в стойке на голове… не забываем: на нем был килт! Как он справился с этим и как ему удалось продемонстрировать гостям столь замечательную способность, остается одним из самых глубоких секретов британской разведки. Реорганизовав региональную структуру и вдохновив агентов, Габбинс вернулся в Лондон. «Пожалуйста, передайте мою любовь Яркому и Желанию, – говорилось в одном из его сообщений, – и расскажите им, насколько я по ним скучаю» [8].
Через несколько недель Анджей подал официальный рапорт о переводе. Причиной было названо то, что песок попадал ему в протез, нанося вред культе, которая воспалялась и требовала неоднократной перевязки в течение дня, а сам протез приходилось регулярно снимать и очищать. Боль и дискомфорт были значительными, но существовали и другие причины, побуждавшие Анджея просить о переводе. Его отношения с Кристиной хотя и оставались близкими, утратили прежнюю доверительность после его поездки в Хайфу в феврале 1943 года. После курса паравоенной подготовки он получил должность упаковщика парашютов и помощника инструктора, а у нее появились в Каире новые поклонники. Он вернулся в конце весны, и они вместе пережили страшные известия о Катыни, уничтожении Варшавского гетто и смерти генерала Сикорского, и это укрепило их узы дружбы и взаимной поддержки. Но они так никогда и не смогли преодолеть фундаментальный дисбаланс между обожанием Анджеем Кристины и ее потребностью в свободе. Тем же летом Анджей получил и другие новости из Польши.
В июле лондонская «Газета Польска» опубликовала сообщение о резне в Збидневе, в Галиции, в юго-восточной Польше, где жил дядя Анджея. «Не могли бы Вы проверить достоверность известия, – телеграфировал Говарт в Лондон Перксу, – точно ли, что вся семья Яркого убита гестапо?» [9]. Анджей «с его обычным оптимизмом… не верит в это», – писала Кристина, но не разделяла его уверенности [10]. Правда была почти невыносимой. В предыдущем месяце друзья и родственники собрались в загородном доме Коверских на свадьбу. Поздно вечером, когда самые стойкие гости все еще играли в бридж, прибыли эсэсовцы. Мать Анджея, Мария, открыла дверь и была застрелена на
82
Этот выживший двоюродный брат Анджея, Доминик Городиньский, впоследствии женился на племяннице Владимира Ледоховского и стал известным журналистом. После падения коммунизма в Польше ему было разрешено построить в имении мемориал своей семье.
Пораженный горем Анджей больше не мог толочь воду в ступе в Каире. В ноябре, когда его перевод был одобрен, он отправился в Рамат-Давид, недалеко от Хайфы, для прохождения курса УСО по парашютированию. Вначале возникли возражения против его кандидатуры, опасались, что его протез может сломаться при посадке. Несокрушимый в своем решении, Анджей предложил оплатить любой ущерб и получил разрешение от врачей. Сначала практиковались, спрыгивая с грузовика, движущегося со скоростью 40 миль в час. Затем учились прыгать с башни, а затем через люк старого бомбардировщика Веллингтона. Два грузовика Красного Креста стояли наготове, когда Анджей сделал свой первый настоящий прыжок. Он отлично приземлился, а его коллега сломал ключицу. После пяти прыжков с Хадсона, с минимальной высоты в 500 футов, Анджей заслужил право на крылья. На этом курсе были «весьма колоритные личности», вспоминал один из его товарищей по обучению. Анджей был самым ярким из них, «великолепным человеком», и, как заметили инструкторы, он умел приободрить других, прыгая с Хадсона со своей деревянной ногой «так же весело, как и все остальные» [11]. «Он счастлив, как король, – писала Кристина Кейт О’Мэлли, – и я теперь легка для него, как бабочка, потому что ему снова дали какую-то цель» [12]. Анджей был первым одноногим парашютистом в УСО, но ему запретили участие в реальных десантах, сославшись на его инвалидность, и это разъярило его [13]. В итоге он получил направление в Италию в качестве офицера связи парашютного подразделения, но с условием предварительной поездки в Лондон для подгонки протеза.
Был уже декабрь к тому времени, когда Анджей прибыл в Лондон с Ближнего Востока. И хотя он не был таким солнцепоклонником, как Кристина, за минувшие два года он приобрел глубокий загар, который подчеркивал его, по давнишнему замечанию одного из друзей, «горячие голубые глаза», поэтому он представлял собой яркую фигуру на зимних улицах Лондона [14]. Однако Анджей не задержался там надолго. Он поддерживал контакт с Кейт О’Мэлли, которой было чуть больше двадцати лет, она жила между Лондоном и Сурреем. На Кейт еще в Будапеште произвели сильное впечатление и Кристина, и Анджей, для нее они воплощали романтический и мужественный дух Сопротивления, и она даже написала роман, основанный на их подвигах [83] . Но если Кристина называла Кейт «своей лучшей и единственной подругой», сама Кейт была в большей мере увлечена Анджеем, и к моменту приезда в Лондон он убедил себя, что изрядно в нее влюбился [15].
83
Кейт О’Мэлли сожгла рукопись романа, но десять лет спустя помогла матери, Энн Бридж, написать эту историю заново. Роман был опубликован в 1950 г. под заглавием «Место противостояния». См.: Ann Bridge, Facts and Fiction (1968), c. 83.
В последний раз, когда Кейт видела Анджея, они только что помогли Кристине забраться в багажник машины сэра Оуэна, чтобы тайно пересечь венгерскую границу и оказаться в безопасности в Югославии. Затем Анджей уехал на своем легендарном «опеле» с пистолетом и бутылкой венгерского коньяка в карманах, чтобы рискнуть в одиночку. Кейт вскоре покинула Будапешт, путешествуя вместе со своим отцом, еще одним сотрудником дипломатической миссии и мужем Кристины Ежи Гижицким – через Россию в Англию, опережая нацистское наступление. Теперь Анджей появился на пороге ее дома в Суррее, в местечке Оккэм. Английский Анджея стал значительно лучше, но сильный польский акцент сохранился и, когда он страстно говорил о чем-либо, глубокий тембр голоса «наполнял его высказывания внутренней мощью» [16]. Все в нем казалось исполненным силы: гордость за свою страну, решимость служить ей и особенно его жажда жизни, юмор и особый дар смеяться, несмотря на глубочайшую трагедию. Кейт была потрясена его порывистостью, а сам Анджей, в свою очередь, нашел ее свежесть и трогательное восхищением им «восхитительными» [17].
Они провели вместе всего несколько недель. В конце января Анджей был направлен в Италию на службу в польской парашютной школе в Бари, а затем в Остуни. Хотя он посылал Кейт шелковые чулки и любовные письма, составленные с помощью английского словаря, заверяя ее, что «ужасно скучает», было ясно, что его увлечение ею уже ослабевает. «Пишите мне, как только сможете, не дожидаясь моих подробных ответов, – советовал он, добавив, что, если Кристину отправят в Лондон, – вы не должны ни при каких обстоятельствах рассказывать ей о нас» [18]. В итоге Кейт была разочарована, сэр Оуэн в ярости, а Кристина без особых оснований чувствовала себя раненной в самое сердце и сердилась на то, что она считала «предательством» поведение Анджея.