Шпионаж и любовь
Шрифт:
Наконец, впервые после нескольких месяцев позволив себе поверить, что едет домой, Кристина назвала Польшу в качестве места своего рождения, заполняя анкеты для участия в миссии [45]. Через неделю Перкинс отправил письмо под грифом «Совершенно секретно» генералу Татару о содержании миссии и об «особой роли» Кристины. «Я полагаю, что вы уже знакомы с ее деятельностью, – писал Перкинс, зная, что Кристина когда-то была персоной нон грата для польской разведки. – Только я бы сказал, что она является одним из самых умных и смелых агентов, с ней мне было приятно работать… и она понимает [британский] характер и темперамент, а также свой собственный народ» [46]. Татар провел план в обход польской администрации и подтвердил, что принимает их поддержку, надеясь, что существование миссий оправдает новые требования о снабжении оружием и позволит добиться признания Армии Крайовой как официальной части войск союзников, а также обеспечит независимых
Хотя МИ5 уже дала разрешение Кристине в 1940 году, ее снова «разобрали по карточкам», проверив данные и выписав очередные документы: 21 ноября 1944 года она получила почетное задание от Женского вспомогательного корпуса и соответствующее удостоверение личности. УСО характеризовало ее как «одного из самых выдающихся наших агентов-женщин» и «женщину очень значительного влияния… [которую] не следует рассматривать как младшего офицера» [47]. В результате ей было присвоено звание офицера ВВС, что было эквивалентно званию лейтенанта, хотя – что раздражало – гранта на покупку униформы не выделили.
В тот же день Кристина вылетела в Бари, застегнутая на все пуговицы новой формы, и рядом с ней был Джон Роупер. Она была рада увидеть в аэропорту «опель» Анджея. Хотя ему показалось, что Кристина выглядела ужасно худой, просто «мешок с костями», как он ее называл, она «сияла от успеха», что подготовила их возвращение в Польшу [48]. Но Кристина не задержалась надолго. Ее знания о своей стране и польской администрации были еще необходимы в Лондоне, и она вернулась туда через несколько дней, оставив мужчин, которые поселились в традиционном для Апулии трулло, коническом каменном доме, где должны были разместиться до старта операции. Худшая зима за тридцать лет только начиналась.
База УСО в небольшом рыболовном порту Монополи, на полпути между Бари и Бриндизи, была создана в конце 1943 года, главным образом опытными руками специалистов из Алжира и Каира. Как только авиабаза в Бриндизи была построена, в качестве командира туда был направлен «красивый и лихой» полковник Генри Трелфолл, который отчитывался перед Перкинсом [49]. Некоторое время Анджей служил офицером связи Трелфолла в польской тренировочной школе, и между двумя мужчинами сложилась крепкая дружба. На протяжении всего Варшавского восстания Трелфолл вел отчаянную битву, чтобы получить больше поддержки для повстанцев, постоянно настаивая на польской точке зрения перед командованием ВВС. По его словам, «изнурительная и душераздирающая» работа приносила лишь ограниченные результаты [50]. В конце концов, ему сделали выговор за представление «нежелательных меморандумов… которые по сути являются политическими по своему характеру» [51]. Не смирившись, он теперь горячо поддерживал «Фрестон» и подмиссии.
Перспективы операции стали более определенными в декабре, что побудило Кристину позаботиться о финансовом положении пожилой тети Скарбек, проживавшей во Франции. Она также трогательно уточнила, что «если потребуется определенная сумма», ее следует передать мужу Ежи Гижицкому, который, как ей сообщили, обратился за помощью в Ассоциацию польских военных беженцев в Монреале, Канада [52]. Фрэнсис как-то сказал, что у Кристины «не было интереса к деньгам, для нее они не существовали», но у нее явно не было иллюзий относительно личного риска, связанного с ее миссией, и она хотела как можно лучше урегулировать свои дела [53]. Теперь она получала не облагаемую налогом зарплату в размере 511,12 фунта стерлингов в год, что значительно превышало средний уровень по стране и достигало высшего уровня шкалы окладов для женщин-агентов. Когда она была во Франции, ее расходы были полностью покрыты, так что накопились некоторые сбережения. Теперь она должна была получать не только зарплату, но и доплату за работу в опасных условиях. И все же она пыталась обеспечить еще доход. «Претензия на компенсацию за потерянную в результате действий противника одежду, составляющую (брутто) ? 240,70, не соответствует таким потерям, которые могут быть допущены… Предметы, включенные в список, слишком роскошны как по качеству, так и по количеству», – коротко ответили ей из финансового отдела, когда она подала иск в стиле «Несчастья Джейн» за потерянные вещи [54]. Учитывая склонность Кристины к нескольким простым юбкам и рубашкам хорошего кроя, она определенно преувеличивала, но тем не менее она получила 155 фунтов стерлингов, включенных в грант ВВС, в то время как младший офицер, докладывающий Доддсу-Паркеру, был подвергнут более тщательной проверке относительно «обстоятельств, приведших к потере рабочей одежды мисс Грэнвил» [55]. Тем временем 23 декабря Кристина выписала два белых бриллианта, 1 000 долларов в золоте, 500 долларов в чеках и несколько теплых польских зимних вещей для своей миссии «Фолкстон» [56].
В УСО, однако, знали, что ценность Кристины не исчислялась бриллиантами и потерянными нарядами. Соответственно, теперь
Наконец, сразу после Рождества, поступил долгожданный сигнал, что миссии могут стартовать без конфликта с представителями Сталина. Теперь команды надеялись, что их отчеты покажут, «как британское правительство могло бы наилучшим образом помочь полякам перед лицом усиливающегося давления со стороны России» [58]. За несколько дней до отъезда четверо офицеров из команды «Фрестон» под руководством «находчивого [и] очень опытного» полковника Д. Т. Хадсона, ранее выполнявшего аналогичную миссию в Югославии, получил новые коды, персональное оружие и таблетки цианида «в атмосфере мрачного и молчаливого сочувствия» [59]. Через несколько мгновений эти смертельные таблетки смешались с аспирином, и они были вынуждены уничтожить партию [106] .
106
Это была не единственная путаница, которая коснулась Хадсона. Под прикрытием в Югославии в 1941 г. все его сообщения оказались не поддающимися расшифровке, пока лондонская команда не поняла, что он использует для шифрования другой выпуск «Ридерз Дайджест». См.: Leo Marks, Between Silk and Cyanide, p. 85.
В ночь с 26 на 27 декабря 1944 года Хадсон собрал своих людей на холодный, но традиционный рождественский ужин на краю взлетного поля, перед тем как отправляться в путь, но атмосферные условия снова воспрепятствовали взлету. Лондонский офис УСО отправил им с Кристиной утешительные рождественские печенья и письмо; она буквально на следующий день отправилась в Бари, у нее были свежие документы, чтобы Хадсон мог познакомиться с ее окончательными инструкциями. Из УСО сообщали, что его «обязанность следить за ней». В записке говорилось, что нет необходимости «восхвалять ее за множество различных хороших качеств»; «нет никаких сомнений, что она лучше информирована о политических условиях в Польше… чем почти любой другой» [60]. Наконец, «Фрестон» получил воздушный просвет на следующую ночь, и их безопасное прибытие на юго-запад Польши было подтверждено на следующий день Армией Крайовой. Успешная посадка воодушевила всех, больше всего Трелфолла, который лихорадочно готовился к отправке следующей миссии, «Фернхэм», в которую входили Кристина, Анджей, Джон Роупер и два других офицера. «“Фолкстон” должен отправиться в поле как можно быстрее», – приказывал Лондон [61].
Однако Хадсон и его команда «Фрестон» быстро столкнулись с трудностями. Хадсон упал при приземлении и в течение некоторого времени страдал от последствий сотрясения мозга, а другой сотрудник получил ранения и не мог ходить. После теплого и хорошо подготовленного приема со стороны 27-го польского пехотного полка, обеспечившего их телегами, чистыми простынями и вишневой водкой, команда, оцепеневшая от холода и вынужденная по пути закопать тяжелое снаряжение, которое потом так и не нашли, оттаяла и стала приходить в себя. Новый год встретили на вечеринке в прокуренной, переполненной комнате в большом загородном доме, напились шампанским, которое не хотели оставлять советским войскам, в полночь хором громко проревели польский государственный гимн и неразумно стреляли в воздух. А в Италии Кристина и Анджей ограничились парой бокалов холодного итальянского вина в тихом, заснеженном трулло Анджея. На следующее утро танки вермахта, дав отчаянный арьергардный бой, прорвались в польскую усадьбу. При поспешном отступлении команда «Фрестон» потеряла рацию и отважного члена польского комитета по приему десанта, Януша, который был убит с автоматическим пистолетом «стен» в руках, в этой внезапной битве. Однако через несколько дней они успешно встретились со «здравомыслящим и уверенным» генералом Леопольдом Окулицким из Армии Крайовой [62]. За чаем, в ходе делового разговора Окулицкий предположил, что, возможно, следовало бы сейчас прислать Анджея и Кристину, которые, как поляки, смогут передвигаться с большей легкостью.
Хадсон сообщил по радио, чтобы они оба были заброшены с дополнительным комплектом снаряжения, но, прежде чем это удалось предпринять, в середине января миссия «Фрестон» была захвачена неожиданным наступлением советских войск. Хадсон получил радиопередачу о том, что должен представить отчет ближайшему российскому соединению, и там команда была быстро арестована. «Слишком поздно, чтобы это оказалось хоть кому-то полезно, – признался один из участников миссии, – им удалось засвидетельствовать “смертельную агонию” Польши» [63].