Шпионаж и любовь
Шрифт:
Однако Анджей не хотел оставлять своих многочисленных друзей и новые планы на будущее. Он сказал, что идея «вскипятить мозги на солнце» ему совсем не нравилась, и, кроме того, он был уверен, что, если ему хватит выдержки, Кристина, наконец, вернется к жизни среди своих друзей в Европе [78]. Чувствуя себя обиженной, Кристина возобновила отношения с Майклом Данфордом, отправившись с ним в путешествие по Ближнему Востоку той осенью. К концу года она пыталась убедить своего двоюродного брата Яна приехать, устроиться в Африке и помочь ей пустить корни. Но при всей любви к Кристине Ян чувствовал, что к любому ее предложению следует относиться осторожно, и, занятый попытками свести концы с концами и поддержать свою семью в Лондоне, он не смог даже на время приехать и навестить ее. Он был прав насчет осторожности. Кристина наслаждалась соблазнительно легкой жизнью с Майклом, но не была удовлетворена. «Она тосковала по делу… – догадалась Анна Чижевская, – по древним мостовым Европы и по Анджею» [79]. В 1948 году Майкл
Генри Трелфолл, вместе с которым она когда-то бесконечно долго ждала десанта из Бари в Польшу, был в Бейруте и пригласил ее присоединиться к нему, поскольку он чувствовал себя таким «грустным и одиноким» [80]. Эйдан Кроули обещал ей интервью по каналам ВВС, если она была заинтересована в возвращении в Лондон. Кроули сказал ей, что Анджей «процветал» и все еще «боролся с официальными лицами всех видов». «Я подозреваю, что он любит вас так же сильно и так же мало, как всегда» [81]. От сэра Оуэна пришло еще одно письмо с упреками. «Уверенность в том, что намерение Провидения состояло в том, я уверен, что вы не должны терять связь со мной и Кейт до тех пор, пока кто-либо из нас троих жив. Вы всегда были против Провидения и оставили мои письма без ответа… Я не прошу у вас многого, но я прошу, чтобы вы вспоминали меня как минимум раз в год и присылали мне открытку или самое короткое из писем» [82]. Хотя это и не буквально любовное письмо, сила чувств сэра Оуэна для Кристины была очевидна. Она послушно ответила, сказав, что хотела бы сесть у его ног перед большим камином и услышать от него все новости, но в то же время спрашивала, счастлив ли он, прежде чем довольно многозначительно поинтересоваться, как Кейт, и особенно «кого она выбрала для флирта? Она снова обручилась с каким-то умным гвардейским офицером?» [83].
Фрэнсис также писал регулярно. Теперь он был назначен первым директором Центрального бюро ЮНЕСКО по учебным визитам и обменам, а его заместителем стала Вера Аткинс. Его третий ребенок, еще одна дочь, родилась в феврале в Брюсселе, и, демонстрируя меру щедрости Нэн и восхищение Фрэнсиса, получила имя Кристин [112] .
Несмотря на свою ненависть к написанию писем, Кристина постоянно общалась с Анджеем, пытаясь соблазнить его рассказами о великих залитых солнцем долинах, открытых дорогах, помощи, полученной бывшими военнослужащими при покупке земли, и времени, которое они все проводили за просмотром крикета. Анджей не поддавался. Сельское хозяйство никогда не привлекало его, и мысль о жизни, построенной вокруг сева, сбора плодов и «подсчета дней, пока снова не наступит суббота и он сможет съездить в Найроби и напиться безнадежно в гостиничном холле с каким-нибудь боевым приятелем», помогла ему не терять решимости [84]. Приезжай в Германию, написал он в ответ, страна реконструируется и полна возможностей. Но Кристина не больше могла созерцать жизнь в Германии, чем Анджей – жизнь в Кении. Они зашли в тупик.
112
Год спустя родился сын Фрэнсиса и Нэн, и они назвали его Полом в честь друга Фрэнсиса, лидера французского Сопротивления Поля Эро.
Миновало лето 1948 года, и у Кристины не было особых планов. «Где в этом огромном мире вы живете? – писал сэр Оуэн. – Ваш беспокойный дух пребывает в мире или в войне с самой собой? У вас есть муж или любовник?» [85]. Сэр Оуэн окончательно удалился в свой родной дом в Ирландии, где у него была лошадь, пять коров, небольшая парусная лодка, названная «Кристиной», и довольно напряженные отношения с женой. «Никакие две жизни не могут быть более разными, чем ваша и моя, но мы связаны друг с другом, – романтически писал сэр Оуэн, – и поэтому я посылаю вам свою любовь издалека; и она пойдет над горами, озерами и берегами, полными лебедей, над морем, над солнечной уютной Англией, возможно, над пустынями Африки и достигнет чего-то, в какое-то время, и, возможно, вы подумаете, что стойкая привязанность заслуживает ответа» [86]. Она этого не сделала, по крайней мере, не сразу.
Той осенью Кристина получила телеграмму, в которой говорилось, что Анджей попал в серьезную автомобильную аварию в Бонне. Учитывая его любовь к быстрым машинам, это был несчастный случай, поджидавший его несколько лет. Прошли дни, но он был все еще без сознания и находился в критическом состоянии. Кристина вылетела ближайшим рейсом. В Кению она уже не вернулась. Анна Чижевская была в ярости из-за того, что она не вышла замуж за Майкла, который проклинал себя – ведь он всегда знал, что ее нельзя приручить. В ней было что-то вроде «духа противоречия», – сказал он однажды, и ей, похоже, нравилась погоня больше, чем добыча, будь то медаль, паспорт или отношения [87]. Это правда, что Кристина всегда хотела признания, что ее чувства принадлежали только ей самой, но она не получала особого удовольствия, когда чувство приходило. Любовь Майкла была сердечной, но очень житейской, и хотя Кристина
16. Глубокие воды
Анджей был в тяжелом состоянии, но не безнадежен. Когда он, наконец, открыл глаза, Кристина была рядом, сердито глядя на него от изножья кровати. Хотя он был рад видеть Кристину, она не была заботливым ангелом. Она составляла ему компанию в больнице, подшучивая над его неуемной энергией и почти полным набором сломанных конечностей, и жила, по необходимости, за его счет. Но когда его выписали и он смог самостоятельно стоять, она дала понять, что больше не будет задерживаться в Германии. Они согласились, что Кристина поселится в Лондоне, а Анджей продолжит жить в Бонне, и они найдут способ регулярно встречаться.
Вернувшись в Лондон в начале 1949 года, Кристина встретилась со своими двоюродными братьями. Ян и Анджей Скарбеки прибыли в Италию в 1945 году, где присоединились к польскому II корпусу под британским командованием. Их отец был назначен министром обороны в польском правительстве в изгнании в Лондоне, а Ян служил младшим адъютантом генерала Андерса, и в результате в 1946 году вся семья была эвакуирована в Англию. Братьям было около двадцати, и они не говорили по-английски, когда приехали, но Ян устроился на неквалифицированную работу, чтобы дать Анджею шанс получить медицинское образование. На следующий год Анджей женился на привлекательной ирландке, любительнице лошадей, и переехал в Лексем-Гарденс в Кенсингтоне. Кристина сняла номер в отеле по соседству. «Шелбурн» состоял из двух таунхаусов, объединенных Польским обществом милосердия, чтобы обеспечить дешевое жилье, в основном для эмигрантов. Поваром была другая польская аристократка, графиня Пшездзецкая, чья квалификация в области преподавания на польском языке не была признана в Британии и которая получила работу после того, как купила подержанные кулинарные книги и начала экспериментировать. Вскоре они с Кристиной стали настоящими друзьями.
Кристина доставила в «Шелбурн» свои немногочисленные вещи: униформу ВВС и Вспомогательного корпуса, несколько книг, в том числе биографию сиамского кота, которого забавно звали О’Мэлли, нелюбимые ею медали и несколько хороших украшений, в основном подарков от Анджея, стандартный нож коммандос в кожаных ножнах с металлическим наконечником и тяжелый беспроводной радиопередатчик, о котором никто в УСО не помнил [1]. Затем она перешла улицу, чтобы согреть руки, обхватив чашку горячего чая с лимоном на кухне кузена, и разговор перескакивал с польского на английский, с темы войны на обсуждение перспектив новой жизни.
Вскоре Кристина разыскала в Лондоне еще одного двоюродного брата, Станислава Скарбека, которого не видела с довоенных времен. Станислав подумал, что Кристина «похоже, потеряла часть своего блеска», но, «несмотря на это, она была более живой, чем большинство людей» [2]. Однажды вечером все кузены собрались вместе для довольно интенсивного воссоединения, подняв много тостов за отсутствующих членов семьи, в том числе за мать Яна и Анджея, которая теперь жила недалеко от Блетчли, за их решительную тетю Скарбек в Ницце, которая некоторое время служила на польское правительство в изгнании, когда еще жила во Франции, за старшего брата Кристины Анджея, все еще находившегося в Польше. Этот Анджей Скарбек присоединился к Сопротивлению и пережил арест как военнопленный, почти наверняка под вымышленным именем. Кристина отправила ему посылку в 1945 году, но понятия не имела, дошла ли она. Она не ожидала услышать от него вестей – она была видным эмигрантом и бывшим британским агентом. Анджею было бы разумнее держаться от нее на расстоянии. Но после освобождения из лагеря Анджей получил лишь несколько лет свободы, прежде чем – о чем не знала Кристина – он был арестован и заключен в тюрьму новым коммунистическим руководством Польши.
За тех родственников, которые предположительно погибли, теперь тоже поднимали тосты в Лондоне. По просьбе Кристины выпили и за Ежи, она лишь упомянула, что они развелись некоторое время назад. Мать Кристины, Стефанию, тоже тихо помянули. Хотя многие поляки обращались с просьбой разыскать свои семьи после войны, в архивах Польского Красного Креста нет записей о том, что Кристина или ее брат когда-либо искали свою мать. Кристина давно уже считала Стефанию мертвой и, по словам Станислава Скарбека, «любое упоминание о ней ужасно ее расстраивало». Он не сомневался в том, что «Кристина очень любила мать» [3]. Несмотря на то что она была рада родственникам и с удовольствием проводила с ними время, Кристина была явно глубоко взволнована, отказываясь говорить о том, что произошло с тех пор, как они в последний раз встречались, или что может ждать ее в будущем. Многим она могла рассказывать свои сказки и играть роль, наслаждаясь восхищением или шоком, который она могла так легко спровоцировать, но с ее выжившей семьей прошлое было не просто серией легенд, и его нельзя было обесценить выдумкой.