Штандарт
Шрифт:
Около девяти впереди показался Караншебеш, а через несколько минут мы уже достигли въезда в деревню. Лошади были покрыты пятнами свежей и несвежей грязно-белой пены и пота. Мы перешли на шаг. Дорога была широкой, что необычно для деревни, — шагов в сто пятьдесят. Рядовые бродили возле домов.
— Какой полк? — спросил я у капрала.
Он ответил, что здесь расквартированы тосканские уланы, а дальше — драгунский полк Марии-Изабеллы; еще одна бригада расположилась в соседнем Чепреге: полки драгун Германский Королевский
— А командование? — спросил я.
— В особняке на другом конце деревни.
— Полки уже выступили? — спросил я.
Он сказал, что уланы выступают на марш, но на короткое время, так что пока они осматривают лошадей и проверяют оружие и вьюки, так как вскоре они должны будут уйти отсюда. Он бросил на меня странный взгляд, как до этого вахмистр в Эрменьеше.
— Вот как? — спросил я. — Когда?
— Не знаю, — сказал он, пожимая плечами.
Такое поведение меня очень удивило, и я заметил ему, что не следует пожимать плечами, разговаривая с офицером.
— Где драгуны?
По его словам, полковник как раз осматривал некоторые эскадроны.
Я не сводил с него глаз еще мгновение, затем снова пришпорил лошадь. Я слышал, как звякнули шпоры. Странные у них тут унтер-офицеры, подумал я. Меня обеспокоило, что полки скоро уходят. Кто мог знать, куда теперь отправят! Во всяком случае, еще дальше от Белграда. Я мог больше вообще не увидеть Резу. Меня так поглотила эта тревожная мысль, что я заметил эскадрон драгун, только когда мы оказались совсем рядом.
Эскадрон — в шлемах и шинелях, и, очевидно, в полном вооружении — выстроился длинной шеренгой спиной к ближайшему ряду домов, а полковник с еще двумя всадниками остановился перед ним и, привстав в стременах, осматривал личный состав. Я вместе с ординарцами подъехал к нему и доложил, что меня направили в его полк. Несколько секунд он смотрел на меня, потом на наших лошадей, потом снова на меня. Наконец он пожал мне руку.
— Вас, — сказал он, — не просто направили ко мне, вас перевели в мой полк. Вы шли галопом?
— Я получил приказ, — ответил я, — прибыть сюда как можно скорее.
Он очевидно уже был уведомлен по телефону о моем прибытии, и вдобавок ко всему, ему сообщили, что я не только отправлен к нему в полк, но и зачислен в него. Но, по всей видимости, ему не назвали причину моего перевода. Полковнику явно не терпелось ее узнать, потому что он испытующе смотрел на меня, хотя не хотел спрашивать прямо.
— Как его превосходительство генерал Кренневиль? — спросил он наконец.
Значит, он уже знал о моих родственных связях. Видно, решил сперва прозондировать почву.
— Большое спасибо, господин полковник, — сказал я. — Его превосходительство в порядке.
Я не видел Кренневиля несколько месяцев, так что мой ответ был малоинформативным.
— Что это за лошади? — спросил полковник.
— Моя собственная, — сказал я, — и две казенные.
—
— Ординарцы — из состава сицилийских драгун и приписаны ко мне.
— Их мы тоже принимаем? — спросил он у адъютанта.
— Так точно, — сказал адъютант.
Наступила пауза. Я смотрел на полковника. Он был высоким, худым и выглядел нездоровым. Пару раз он встряхнул поводья, затем позволил им упасть на шею лошади. Казалось, он о чем-то думал.
— Знакомьтесь, — сказал он мне наконец.
Меня представили коменданту эскадрона ротмистру князю Чарторыйскому, стоявшему рядом с полковником, адъютанту лейтенанту Кляйну и прапорщику графу фон Хайстеру. У прапорщика в руках был странный предмет, какого я никогда раньше не видел. На копьеподобном шесте, который он держал в правой руке, наверху, висела выцветшая тряпка, поблескивающая металлической вышивкой, а поверх нее — привязанные обветренные ленты, целая связка. Полковник тем временем двинулся дальше, прапорщик последовал за ним, а Чарторыйский отдал эскадрону команду спешиться. Я спросил у адъютанта, что это держит прапорщик.
— Штандарт, — ответил он.
— Штандарт?
— Да.
Эскадрон спешился, и Чарторыйский приказал рядовым показать полковнику лошадей.
Я посмотрел на штандарт, и кончик его древка, украшенный позолоченным листом, сверкнул молнией. Пока рядовые один за другим показывали своих лошадей полковнику, называя каждую по имени, а тот внимательно осматривал снаряжение, я спросил адъютанта, почему штандарты опять стали брать с собой. Он сказал, что этот штандарт всегда с ними.
— Да, но все-таки большинство остались в штабах.
— Нет, — сказал он, — их уже привезли.
— И почему, — спросил я, — мы снова его носим?
— Чтобы солдаты видели то, чему они должны быть верны.
— Ладно, — продолжал я. — Все же почему?
— Потому что солдаты, — ответил он, — честно говоря, уже не очень надежны.
Я посмотрел на него с удивлением.
— Кто они?
— Поляки и русины.
— Кто-то уже дезертировал?
— Да.
Я уже слышал, что это стало происходить чаще, чем раньше. Тем временем смотр эскадрона продолжался. Я снова взглянул на штандарт. Он был маленький, квадрат из двух кусков парчи. Невозможно было разглядеть, что на нем вышито.
— А что это за ленты наверху? — спросил я.
— Просто ленты, — ответил он. — Посвящения полку от князей и так далее. На них вышиты девизы и изречения.
— А на самом штандарте?
— С одной стороны — двуглавый орел, с другой, думаю, Богоматерь.
— Штандарт, — сказал я, — должно быть, очень старый.
— Очень. Лет сто пятьдесят, если не больше.
Когда он это сказал, я внезапно почувствовал какой-то легкий укол в сердце. Этот клочок ткани взвивался над тысячами людей в момент их гибели в стольких битвах!