Штандарт
Шрифт:
— Кренневиль, Ваше Императорское Высочество, — ответил я.
Было непонятно, говорит ли ей о чем-то это имя. Через мгновение она сказала:
— Прапорщик Менис, вы, несомненно, желаете извиниться перед фройляйн Ланг за доставленные ей неудобства. Однако вас все еще друг другу не представили. Но граф Боттенлаубен, теперь, когда он познакомил вас со мной, определенно окажет нам любезность и познакомит вас с фройляйн.
Боттенлаубен поклонился, затем взял меня за руку, улыбаясь, подвел к Резе и сказал:
— Сударыня, это прапорщик Менис. На данный момент вы, похоже, знаете его даже лучше, по крайней мере, о его отношении к вам, чем если бы он неделями пытался привлечь ваше внимание.
Реза подняла взгляд, и я заглянул
— Я бы не простил себе, если бы мое поведение было бы чем-то иным, как не доказательством, — тут я понизил голос, — вашей красоты.
Она посмотрела на меня еще мгновение, покраснела, затем снова опустила взгляд.
— Прапорщик, — пробормотал Боттенлаубен, слышавший мои последние слова, — вам лучше поухаживать за дамой в другой раз. У вас будет такой шанс.
С этими словами он развернул меня к баронессе Мордакс и представил меня ей. Та посмотрела на меня веселыми глазами и собиралась что-то сказать, но тут дверь распахнулась и, в сопровождении адъютанта, вошел майор Орбелиани.
Далее эрцгерцогиня посоветовала ему проследить за тем, чтобы меня перевели на службу в другое место, по крайней мере, не в Белграде и как можно скорее.
— Да, Ваше Императорское Высочество! — проревел Орбелиани. — Прапорщик будет направлен в свой полк.
— А где сейчас этот полк? — спросила эрцгерцогиня.
— Я думаю, в Италии.
— Тогда, — сказала она, — я этого не желаю. Он был ранен и до сих пор нуждается в помощи. Пожалуйста, организуйте, чтобы его перевели в один из полков, отправленных на Украину.
После этого нас отпустили. Мы поклонились. Я еще раз взглянул на Резу. Мне показалось, что она побледнела. Но прежде чем я смог над этим поразмышлять, майор вытолкнул меня за дверь. Вестибюль был полон людей, которые с интересом смотрели на нас. Новость о срочном вызове Орбелиани, должно быть, распространилась повсюду. Багратион и другие, с кем я пришел в театр, тоже были уже в курсе дела. Он бросился ко мне.
— Ради всего святого, — прошептал он, — что ты наделал?
Но Орбелиани уже подталкивал меня к выходу, и мне пришлось подчиниться.
— Несчастный, — ругался Орбелиани, — о чем вы вообще думали? Из-за вас у меня будут неприятности, не говоря уже о том, что я не смогу послушать последние два акта «Фигаро»!
— Господин майор, — ответил я, пока нам отдавали наши шинели, — мне говорили, что они хуже, чем первые два акта.
— Молчать! — воскликнул Орбелиани, выталкивая меня из театра. — Что вы понимаете в музыке?
Мне пришлось поспешить вместе с ним в штаб армии. Из-за возможных атак с воздуха он располагался в нескольких жилых зданиях, ради этого расселенных, а не в более подходящем общественном месте. Конечно, ночью здесь были дежурные, но из начальства, к которому должен был обратиться Орбелиани, большинство отсутствовало, и их нужно было дождаться. Потом они ругались и обвиняли Орбелиани в том, что один из его подчиненных повел себя столь неподобающим образом.
— Вы можете сами поговорить с этим прапорщиком! — кричал Орбелиани. — Он — мой подчиненный всего полдня, у нас не было времени даже чтобы толком познакомиться. Ее Императорское Высочество желает, чтобы его отправили в полк на Украину, где он сможет вести себя как хочет. Моя задача вовсе не в том, чтобы обуздывать темперамент моих офицеров. Я не пастырь!
Но оказалось, что кавалерийских полков на Украине больше нет. Как только возникла угроза Балканскому фронту, их немедленно отозвали. Теперь они находились в Банате: одна дивизия — в Эрменьеше, другая — в Караншебеше.
— В Эрменьеше и в Караншебеше? — воскликнул Орбелиани.
Да, ответили ему, они сейчас именно там. Но ведь это, воскликнул он, совсем рядом! Да, отвечали ему, самое большее — день пути. Но это же слишком
Очевидно, нет. Какое дело Их Императорскому Высочеству до оперативной дислокации кавалерийских частей! Даже он, Орбелиани, не знал, где они.
В любом случае, ему ясно указали, что Ее Императорское Высочество хочет, чтобы я отправился в украинский полк; и если они уже не на Украине, а где-то еще, мне следует ехать туда, где они сейчас.
Но не так же близко! — кричал майор.
Близко или нет, они определенно не останутся там надолго. Полки должны дождаться полного укомплектования, после чего вернуться на фронт.
Помолчав пару секунд, Орбелиани спросил, какое место находится дальше от Белграда — Эрменьеш или Караншебеш.
Караншебеш, сказали ему.
Выругавшись на чем свет стоит, Орбелиани заявил, что прапорщик отправится в Караншебеш. Будем надеяться, что Ее Императорское Высочество не узнает, что это так близко. У него не было большого желания заниматься моими делами, а финал «Фигаро», похоже, был уже безнадежно пропущен…
Однако прошло довольно много времени, прежде чем меня удалось откомандировать в тот полк: ведь штаб армии сам такие вопросы не решал. Нужно было получить по телефону указание военного министерства. И это указание было дано только потому, что в Вену доложили о желании эрцгерцогини. Был час ночи, когда я получил на руки приказ, в котором мне предписывалось немедленно присоединиться к драгунскому полку Марии-Изабеллы в Караншебеше.
3
Орбелиани и штабисты, которые звонили по телефону и передавали распоряжения, ушли, и мне тоже ничего не оставалось, кроме как в дурном настроении пойти к себе на квартиру, находившуюся в местечке под названием Космайска. Дверь в дом открылась с усилием, я поднялся в темноте по лестнице и с шумом споткнулся обо что-то в прихожей.
— Антон, — крикнул я, — вставай! Собирайся и седлай коней! Мы уезжаем!
Антон — это был мой слуга, ранее служивший верой и правдой Фердинанду Кренневилю. Антона повторно призвали в армию во время войны — и по особой просьбе Кренневиля отправили мне под начало, хотя прапорщику ординарец не полагался. Но в моем случае требовалась определенная помощь из-за ранения. Кренневиль питал к Антону особое доверие, он знал его очень давно, к тому же это назначение подразумевало, что я всегда буду под присмотром человека, на которого можно положиться. Антон, на самом деле, знал меня с юных лет и часто напоминал мне о том, что я «сидел у него на коленях». Он был интересным человеком. После военной службы с Кренневилем, которую он добровольно продлевал несколько раз, он был слугой в некоторых хороших домах и приобрел там достойную репутацию. Во всяком случае, с тех пор он считал себя многоопытным слугой, которому теперь приходилось некоторое, недолгое, время выполнять несложные обязанности денщика офицера. Он чувствовал свое превосходство не только над другими денщиками, но и над большинством окружающих. Все, что ему поручалось, Антон выполнял очень добросовестно, но с некоторым высокомерием, подчеркивавшим, что он считает себя мудрее других. Однако, несмотря на весь свой опыт, иногда он пускался в длинные рассуждения, подробно описывал места или неожиданно забывал имена. В этом случае он делал эффектную паузу, щелкал пальцами и указывал на того, кто, по его мнению, должен был знать забытое имя. У него были седые, почти белые бакенбарды и чисто выбритый подбородок. Антон прислуживал мне так обстоятельно, что обычно это занимало втрое больше времени, чем должно было. Нередко он обращался ко мне на «ты», потому что ему совсем не нравился тот факт, что мне уже отнюдь не пять лет.