Штрафная мразь
Шрифт:
Как только в землянке показался командир роты, Ванников сообщил довольным голосом:
– Сводку передал, товарищ капитан.
– Ну!- Спокойно сказал Половков и сел перематывать портянку.
– Молодец!
А чего сияешь как новый целковый?
Не дождавшись ответа он уже раздражённо переспросил.
– Ну? Чего сияешь?
– Орден вам пришёл, товарищ капитан.
Половков молчал. На какое то мгновение в его душе плеснулась радость, но тут
Торжественный день награждения был хмур, из неба сочился скудный дождь. И тут прилетел снаряд. Один. Взрывом убило Егорова, несколько солдат. Ранило осколком лошадь, на которой приехал Егоров.
Половков, вспоминая тот день, не мог вспомнить, кто ещё из офицеров и солдат был рядом, но всегда удивлялся: как их всех в тот момент сразу не поубивало?
«Мура это всё,» - думал Половков.
– «Ордена, звания. Консервная банка в носу у папуаса. Радуемся побрякушкам, не плачем о погибших. Превращаемся в дикарей»!
– Поздравляю, товарищ капитан!– Сказал ординарец. – Треба обмыть по русскому обычаю.
– Потом обмывать будем, Ванников. После победы. А сейчас воевать надо. Лучше сообрази пожрать чего- нибудь! — И по журавлиному вытягивая шею, капитан полез из землянки.
* * *
Донесение о результатах ночной разведки капитан Половков отправил в штаб полка в пять часов. В нем запрашивались ближайшая задача роты, связь и подкрепление соседями. Связной возвратился в семь тридцать с устным распоряжением - держаться.
Держались ещё сутки, потом рота отошла. На позициях остался лишь взвод Васильева.
После боя к оставшимся в живых штрафникам наведался Мотовилов.
Вызвал к себе в блиндаж командира второго взвода. Достал из кармана серебряный портсигар. Закурил.
– Как воевали, лейтенант? Трусы, самострелы есть?
– Таких нет, только товарищ старший лейтенант. Только у меня это...- Младший лейтенант Голубенко замялся.
– Чего это?
– Нахмурился Мотовилов, поигрывая портсигаром.
– Рожай скорей.
– Во время обстрела, когда нас минами накрыло, обосрались двое.
– Ну и что, что обосрались!- Мотовилов улыбнулся широко, белыми крупными зубами, засмеялся лёгким праздничным смехом. Русый чуб кучерявился под шапкой.
– Не побежали ведь, лейтенант!
В землянку вошёл Половков, сказал Мотовилову:
– Ну вот, Пётр Иваныч, и сходили мы в атаку. Только толку особого не вижу.
Людей только зря потеряли.
Старший лейтенант Мотовилов закурил. Курил он с облегчением, пуская дым через ноздри и щуря глаза.
– Люде-еееей!? Протянул он со злостью. В несколько затяжек докурил папиросу, затоптал окурок.
Потом неожиданно захохотал.
– Да какие
Половков выматерился, хлопнул дверью. Вышел.
* * *
Уже под вечер пошёл снег. На огромном вытоптанном поле стояла тишина.
Перед окопами лежали трупы штрафников, одетые в ватные штаны и телогрейки. В окопах серо-зелёные комочки немцев.
На бруствере окопа лежал на спине немецкий солдат. Молодой, простоволосый, в расстегнутой шинели.
Его стиснутые ладони застыли на груди, словно пытался прикрыть ими рану. Остекленевшие белёсые глаза спокойно и равнодушно смотрели в холодное небо. Карманы уже были вывернуты наизнанку, и рядом валялись брошенные фотографии.
Васильев прошелся вдоль разоренной траншеи. Кругом валялось чужое вооружение, брошенные брезентовые ранцы.
На засохшие стебли полыни, неровный бруствер окопа и тела погибших солдат сыпались хлопья снега. Холодный ветер теребил пряди волос убитых, гнал по полю снежную позёмку.
Взводный поддел сапогом один из заплечных мешков. Через расстёгнутый клапан посыпалось его содержимое– сухой паек, смена белья, презервативы, какие- то таблетки.
Васильев засунул сухой паёк в карман телогрейки. Поднял с земли серую шерстяную рубаху. Такие носили большинство германских солдат. Ткань на вид была колючей и грубой. Но предвкушение тепла пересилило брезгливость. Быстро скинул с себя телогрейку и гимнастёрку, он переоделся в новое белье, радуясь приятной свежести свежей ткани.
Отыскал в траншее сухое местечко, сел на опрокинутый ящик и штыком открыл валяющуюся тут же плоскую жестянку рыбных консервов. Закурил, то и дело бросая из-под шапки быстрые взгляды по сторонам.
Где-то вдалеке доносились редкие выстрелы - автоматные, винтовочные. Это могло означать, что угодно. Что немцы отошли или готовящуюся атаку. Неопределенность угнетала лейтенанта. Он думал: "А если сейчас полезут? Не удержимся... Где рота?"
Вдруг со стороны раздался чей-то крик.
Из щелей и окопчиков высовывались и застывали в немом любопытстве головы в шапках и касках.
Васильев повернул голову и увидел, что к нему сбитой рысью спешит какой-то солдат. Винтовка елозила и вихлялась у него за спиной. Приклад норовил ударить по спине.
Солдат на бегу откидывал назад винтовку, но ремень снова сползал, и приклад больно бил по копчику.
В подбежавшем штрафнике, заросшем рыжей неопрятной щетиной Васильев узнал связного Грачёва.
Спрыгнув в окоп, он низко опустил голову стоял перед Васильевым в своей короткой, обожженной внизу шинели, и, отвернувшись от ветра, молчал.