Синдром счастливой куклы
Шрифт:
Однажды я струсила и позорно слилась.
Не поняла. Не почувствовала. Не протянула руку…
Мне нужно поговорить с ним наедине, но чертова самоизоляция не оставляет шансов побыть вдвоем и пару минут.
— Юр, сходи сам, Филину нельзя на улицу! — решительно заявляю я и офигеваю от собственной наглости. — У него нет местной регистрации. Если вас остановят, будет много проблем.
— А один я бухло не допру! — протестует Юра и несется в прихожую за курткой. — Не ссы, мы не привлечем внимания!
— Все нормально. —
Он легко и изящно нейтрализовал мамашу Юры, в очередной раз избавил нас от грозивших неприятностей и поразил в самое сердце странным признанием — немудрено, что Юра снова подпадает под его очарование и глупо улыбается.
Фонтанируя идеями о новом треке на библейскую тему, он уводит Ярика с собой, а я остаюсь в оглушающей тишине.
Мелкий дождь стучит по стеклу, из подъезда выходят ребята, быстрым шагом пересекают двор и скрываются за углом.
Тереблю кожаный ремешок на запястье, и мысли никак не обретут стройность.
Беда всегда происходит внезапно и выводит из строя на месяц, на год, на целую жизнь. Однако куда хуже бессильное гадкое осознание, что ты предчувствовал ее и не смог предотвратить — не захотел бороться, испугался и отступился…
Меня окружают старые, отслужившие свое предметы, но сейчас их поверхности сияют, вечно скомканная салфетка аккуратно расправлена и висит на ручке духовки, годами протекающий кран плотно закрыт. Все это сделано руками человека из ниоткуда, мрачного, наглухо закрытого парня с фиолетовыми патлами, постоянно спасающего меня из передряг. Единственного, кто желает мне добра и старается сделать мою жизнь лучше.
Настоящего ангела…
У полированной ножки дивана чернеет одинокий рюкзак Ярика, я поспешно опускаюсь на корточки и хватаю его за потертую лямку.
Рыться в чужих вещах подло, но я все равно расстегиваю молнии и вытряхиваю содержимое на облупившийся паркет.
Три футболки, еще одни джинсы, белье, полотенце, шампунь и зубная щетка — все в идеальном порядке и чистоте.
Зарядка для телефона, полупустой флакон того самого умопомрачительного парфюма, серебряный православный крестик, черно-белая фотография молодой женщины и ворох билетов.
Больше в рюкзаке ничего нет.
15
Мне тут же становится мучительно неловко, стыд вынуждает как можно скорее прекратить грязное занятие и замести следы — возвращаю вещи в рюкзак, дрожащими пальцами застегиваю молнии и покидаю место преступления. Тайны Ярика так и остались скрытыми за семью печатями, а вот я теперь еще и выгляжу жалкой.
Немыслимо… Рыться в вещах парня, потому что хочу его, но не знаю, как подступиться. Парня, которого Юра сегодня во всеуслышание назвал своим другом.
А такой чести удостаиваются лишь
Отодвигаю ночную штору и тюль, пристально созерцаю пустой двор из окна гостиной и бодаю разгоряченным лбом пыльное стекло. Накрапывает дождь, муть серых туч размывает проблески голубой акварели, ветер усиливается, и я вновь тревожусь, что Ярик слишком легко, не по погоде одет.
Смеюсь над собой, но на глаза наворачиваются слезы. Я в тупике, хотя еще совсем недавно перспективы на долгие годы были ясны — Юра и наш уговор, наполненная событиями жизнь, работа и учеба, группа и канал, фесты и концерты…
На столе разражается жужжанием телефон, я вскрикиваю от неожиданности и тут же морщусь от досады. Мама. Только ее мне не хватало.
— Эля, ну как ты там? Привет! — Ее вкрадчивый голос прерывается тихими всхлипами. — Мы тут с папой соскучились, как ненормальные. Я каждый день молюсь, чтобы это как можно скорее закончилось… У меня даже седые волосы появились, представляешь? Папа распродал холодильное оборудование, а торговые площади сдал в аренду. Продешевил, конечно, но сейчас быть бы живу… Мы там перевели тебе небольшую сумму. Сдается мне, ты в беде, просто предпочитаешь не жаловаться…
Я перебиваю ее стенания заученными заверениями, что у меня все хорошо, что по предметам не намечается «хвостов», что деньги есть, а Юра — просто душка и мне с ним несказанно повезло. Передаю привет отцу и прощаюсь. Мама тараторит что-то еще, но я без сожалений нажимаю на сброс.
Родителей давно нет в моей жизни, а мнение их не имеет веса.
Тот же Юра сделал для меня столько, сколько им с их политикой невмешательства и не снилось.
Они до сих пор не знают, как близок был край. И вытащили меня не они.
Потом я специально проводила эксперименты — фото новых татуировок, пирсинга и причесок невообразимых форм и цветов первым делом отправляла маме. Реакция всегда была нулевой.
Когда я сообщила родителям, что собираюсь выйти замуж, они целых две минуты уговаривали меня не делать глупостей, пугали, что я раскаюсь в содеянном, но вскоре, как обычно, махнули рукой.
Еще лет в шестнадцать я поняла, что за их невмешательством стоит дикий страх и беспомощность.
Так чего же теперь они хотят от меня?
Смартфон в ладони снова оживает, и я по инерции прочитываю сообщение. Мобильный банк. Пополнение счета на сто пятьдесят тысяч рублей…
Чертыхаюсь и прикрываю глаза. Эти деньги я тратить не стану и при случае обязательно верну. Как и все, чем они от меня откупались.
Я кружу по комнате и не нахожу себе места — ворохи ярких картинок из детства, потревоженные маминым голосом, мелькают в памяти.
Когда-то эта семья была счастлива и беззаветно любила меня.
И я реву навзрыд, потому что после песни Ярика знаю истинную причину своих отмазок и нежелания возвращаться в родной город.