Сионисты против Сталина
Шрифт:
А «деспотизм» Сталина, якобы упомянутый в полицейском донесении, может вызвать только снисходительную усмешку. Не вызывает сомнения, что архивариус, прикидываясь идиотом, пытается подсунуть читателям фальшивку! Понятно, что по умственному уровню Радзинский далеко не Сталин, и даже не Троцкий, но ведь он учился в институте, где специально обучают работе с документами! Он что, забыл, что на документе должен быть входящий номер, дата регистрации, фамилия автора, адрес и имя получателя? Почему нет этих реквизитов?
Ладно, предположим, что Радзинский «забыл» указать эти данные. Но полицейский, подрабатывающий в свободное время жандармским агентом, оставаясь неузнанным революционерами и информирующий
«Рябой — такова будет его кличка в жандармских донесениях». И вот, приходи, кума, любоваться — донесение есть, а клички «Рябой» в нем нет! Да-а, подводят жандармы и полицейские Радзинского! Жаль, что архивник не сообщил о резолюции, наложенной на это «донесение».
А к расколу среди социал-демократов привел не «деспотизм», а противоречия в видении перспектив рабочего движения. Если сторонники Жордания были за «умеренные» формы (требования повышения зарплат, пособий, улучшения условий труда), то сторонники Сталина выступали за свержение самодержавия — источника всех бед рабочего класса.
Радзинский:
«Тихий Батум потрясает невиданная демонстрация рабочих. Столкновения с полицией: полтора десятка убитых, множество раненых. Кровь и ярость! Опять удача!».
9 марта 1902 года под руководством молодого революционера Иосифа Джугашвили была проведена мощная демонстрация рабочих батумских предприятий. Свыше б 000 рабочих потребовали немедленного освобождения участников манифестаций, прошедших накануне. Произошло жестокое столкновение с полицией. 15 человек было убито, около 500 арестовано. Исследователь русской истории Б. Вольф по поводу событий в Батуме написал:
«Мы можем быть уверены в том, что двадцатидвухлетний профессиональный революционер (Иосиф Джугашвили. — Л. Ж.) принимал активное участие, насколько это было в его силах, в бурных стачках и демонстрациях, потрясших спящий Батум вскоре после его прибытия туда».
Так что в Батуме Кобе действительно было не до «веселья».
Радзинский:
«Аресты в городе… И снова он успевает исчезнуть — бежит в горы.
Но в Тифлис возвращаться опасно — там его давно ищут; и в Гори нельзя — там его будут искать. Он решается на неожиданный шаг — вернуться на место преступления, в Батум. Такой дерзости полиция не ожидала.
Ему удается продержаться целый месяц…».
Итак, организацию демонстрации рабочих с требованием улучшить их материальное и социальное положение Радзинский называет «преступлением»! Перед нами уже не трусоватый обыватель с рабской душонкой, а защитник класса эксплуататоров.
Радзинский:
«В это время он занимает следующую ступеньку в иерархии заговорщиков — избран в состав Всекавказского комитета РСДРП…».
Как? Что такое? «Деспота» и виновника раскола избирают в руководящий орган РСДРП на всем Кавказе? Радзинский ничего не перепутал? Неужели за Сталина проголосовали даже меньшевики?
Как же так? Ведь Коба в это время (март 1903 г.) уже находился в батумской тюрьме, и, значит, его избрание было заочным. И все равно проголосовали? Конечно, комментировать такое событие архивариус отказался. Иначе пришлось бы сказать про выросший авторитет Сталина и все такое прочее…
Радзинский:
«По счастливому городу в час, когда вываливались из трактиров его беззаботные сверстники, Кобу везут в тюрьму. Впервые. И сразу — в страшную батумскую
Радзинский:
«Азиатская тюрьма: побои надзирателей, грязь, абсолютное бесправие заключенных, расправы уголовных над политическими. Вначале Коба растерялся…
Затем он открыл: в тюрьме, наряду с властью надзирателей, существовала незримая власть уголовников. И ему, нищему сыну пьяницы, нетрудно найти с ними общий язык. Он — свой…
Его новые знакомые уважали физическую силу. У него ее не было. Но, привыкший с детства к побоям, он доказал им иное: презрение к силе. В это время начальство тюрьмы решило преподать урок политическим. Урок по-азиатски.
Из воспоминаний революционера Н. Верещака: „На следующий день после Пасхи первая рота выстроилась в два ряда. Политических заключенных пропускали сквозь строй, избивая прикладами. Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках“.
И вскоре, как в училище, как в семинарии и в Комитете, Коба захватывает власть в тюрьме. Уголовников подчинила странная сила, исходившая от этого маленького черного человека с яростными желтыми глазами… Всякий, кто не признал его власти, становился жертвой жестоких побоев. Расправу чинили его новые друзья-уголовники».
«Азиатская тюрьма», «урок по-азиатски»! Никак нам не удается выяснить причину такой зоологической ненависти Радзинского к Азии. Даже Фирдоуси, Низами, Навои, Авиценна не смягчают его чувств. Не говоря уже о Ганди, Джавахарлале Неру, Далай-ламе. «Азиатская тюрьма!» — визжит архивник, и непонятно — хуже она застенков в Абу-Грейб, английских концлагерей или все же получше?
И опять возникает вопрос — как же это так лихо получается у Сталина, начиная с детских лет, везде «захватывать власть»? Про детство и годы юности мы уже за Радзинского рассказали. Но «захватить власть» в тюрьме, наполненной уголовниками?! Не дает нам объяснений этому феномену драматург Радзинский. И, главное, придумать нечто правдоподобное у него не получается.
Попробуем помочь Радзинскому. Условия содержания в царских тюрьмах действительно были ужасными. Террор уголовников и тюремных властей, сон на цементном полу и т. д. Джугашвили занимается своим обычным делом: пишет прокламации, проводит беседы, устраивает диспуты. Это все чрезвычайно опасно. Только за выкрики в окно тюремной камеры антиправительственных лозунгов Владимира Кецховели (Ладо), наставника и товарища Иосифа, просто пристрелили охранники. Осенью 1903 года батумскую тюрьму посещает экзарх Грузии. Именно в этот день Коба устраивает забастовку заключенных! Конечно, тарарам был грандиозный! В тюрьму примчались губернатор, прокурорские! На переговорах с администрацией Коба твердо отстоял все требования, включая отделение уголовников от политических и даже приобретение предметов мебели. После этого его переводят в тюрьму г. Кутаиси, где он устраивает бунт заключенных. Вообще на эту тему есть множество свидетельств, как апологетического, так и критического свойства.
И если Радзинский стал так обильно цитировать Троцкого, что само по себе подчеркивает его необъективность, то нам представляется уместным тоже что-нибудь процитировать из сочинений этого кумира нашего архивариуса.
Троцкий:
«Нет оснований сомневаться, что в тюремных конфликтах Коба занимал не последнее место и что в отношениях с администрацией он умел постоять за себя и за других».
Вот в этом «постоять за других» и заключалась жизненная позиция Кобы, его твердость, основанная на обостренном чувстве справедливости, которая вызывала уважение у всех, кто когда-либо сталкивался с этим парнем, не говоря уже об уголовниках, за исключением, правда, Радзинского.