Сирингарий
Шрифт:
Калина откинулся спиной на ствол, заплел пальцы на затылке. Взгляд у него сделался пустым.
— Жалко молодца?
Марга опять вздохнула. Потупилась.
— Жалко. Хороший он был. Добрый, веселый. Мы вместе грамотки читали...
— А хотела бы ты, скажем, из Березыни выйти? Своими силами жить, своим умом кормиться? Со мной уйти — хотела бы?
Марга вскинулась, аж задохлась. Щеки загорелись.
— Не отпустит меня Березыня. Думаешь, не пробовала сбежать? Я ее плодь. И сродников как покинуть?
— Отпустит.
Зашлось у Марги сердце, ходенем заходило.
— Как такое содеять? Можно ли?
Усмехнулся Калина, хищные зубы показал.
— На-ка вот, — сказавши так, скинул ей в руку сережку, что огоньком живым моргала.
Марга залюбовалась. До того баска! Сидел камешек на ладони, как жучок-уголек, грел да горел.
— Слушай, девушка. Как найдет Чага гостевать-харчевать, так ты не мешкай, не думай долго — беги к горлышку да кидай туда камешек. От этого Чагу трясца возьмет, а как в корчах земли коснется — тут уж я знаю что делать.
Марга себя за плечи обхватила: зыбало.
— Как же на такое пойду? — сказала жалобно. — Нестаточное дело. Голову подниму, так убьет.
Калина же усмехнулся. Погладил ее по щеке, как тогда, у костра.
— Не убьет. На меня смотреть будет. На меня одного.
***
Устроились кой-как: ночь досидеть порешили на дереве, схорониться на березыньке. Опаска была, что за лыком еще придут. У Марги все в голове смешалось.
Калине, видать, тоже спокойно не сиделось.
— Что же у тебя с глазом, девушка? Поперву думал, что кривая, но ты им смотришь, видишь.
Вздохнула Марга. Потерла бровь. Доточный какой, подумала.
— У нас ведь как: одни от людей рождаются, другие от дерев выходят. Ты меня все березовой девушкой зовешь, так я и есть такова. На сломе родилась, от березы вышла.
— Как — «от березы»?
— Так и так. Вот, ровно таковой изринулась, как посейчас меня видишь. Люди говорят, сперва будто спала, в сорочице...Знаешь, пленочка в яйце? Не сразу в ум пришла. За мной Рад ходил, он меня и приохотил читать...Нас таких, березовых, не много: мне вот свезло, что береза рядом с деревней раскрылась, сразу нашли. А бывает так, что звери до людей поспевают. Или вроде в дом отнесут, обиходят, а так и не просыпаются, истлевают...
Помолчала. И Калина молчал, смотрел, слушал.
Марга кожу березовую погладила, щекой прижалась.
— Один глаз мне припал от лета, другой — от зимы. Летним я вот тебя вижу, березыньки, да что кругом деется. А зимним ровно в иное место зрю через оконце запотелое, замороженное.
— И что ты в том окошке видишь?
— Людей разных. Железо...Огонь. Пользы мне в том вовсе нет, но давно в привычку.
— Ах, девушка, мнится, одного мы с тобой заводу! — вдруг
Смеялся он хорошо; Марга сама улыбнулась невольно.
Калина смех оборвал, шею вытянул.
— Или дитя плачет?
— Березыня баб да детей не хватает, мужи все да звери с птицами. — Марга потянулась. Сказала медленным, сонным голосом. — То лутошка-голый. Иногда молодые совсем березыньки раскрываются, из них незрелые падают... Хилые, с недоноска. Почти всегда мрут, но некоторые ползают. Вот, за лыком вяжутся, объедки собирают. Ты, главное, не откликайся, глазами не ищи — зачует.
Опустила ресницы.
От темной березовой крови ее всегда в сон тянуло: без видений, глухой.
— Ах ты, — отчего-то с грустью сказал Калина, — лешое детище. Спи, березовая девушка. Я тебя охраню.
***
На утро дальше пошли.
Виновата была Марга: зазевнула, а Калина возьми и пади в ступу.
Девушка охнула только.Одному бы Калине нипочем не выбраться, но тут Марга подсобила: достала из кузовка ремень, закинула в ступу, так и вытянула.
— Ладно, что не в квашню угодил, — утешила.
Калина отдышался, справился тут же с интересом:
— Что за квашня такая?
— На ступу похожа. Только ступа, она сама смыкается, стенками слепляется да есть начинает, а в квашне тесто сидит. Оно наваливается, из него даже с подмогой не вдруг выберешься.
Почесал Калина в затылке.
— Что же у вас еще тут обитает?
— Лутошка-голый — помнишь его, Есения-зажги-снега, да вот листобой, а лыка ты сам видел...
— Какова биота, — пробормотал Калина на это.
Дальше шел сторожко, как по болотине, за Маргой следил.
Марга же все думала, как им заговор ловчее устроить-обстряпать.
Наконец, решила.
— Послушай, что скажу, — остановилась, притянула за рукав Калину, нахмурилась. — Женихом скажись. Да не мне — я березовая, мне с человеком не положено... скажи, мол, породниться желаешь, в семью войти. У нас старшие смотрят, чтобы кровь молодая была...не всегда путников Сто Маху отдают, иногда, если глянутся, в семью берут. Девушки у нас красивые, по мне не суди. И ты красивый, они это увидят...
Калина тоже нахмурился, открыл рот, закрыл. Спросил другое:
— Да почему Сто Мах?
— Потому, что велик он. Птица за сто махов не перелетит.
Калина головой покачал.
— Ты же говорила, Чага на пороге топчется? Чем угощать будете?
— Авось, того хватит, что скопили, — вздохнула Марга.
На том и порешили.
Марга, разохотившись, решилась: к ухоронке своей Калину подвела. К яме, ловко ветками березовыми укрытой. Земля в Березыне ровная была, гладкой скатертью стелена, а тут будто камнем пробило...Стояла в той яме чудная вещь.