Скала альбатросов

Альберони Роза Джанетта

— Давай поедем по проселочной, а не по главной.

— Но, дорогая, так будем плестись гораздо дольше! К тому же мы плохо знаем эти места, можем заблудиться!

— Мне кажется, спокойнее ехать окольными путями. Там, по крайней мере, не встретим в засаде бандитов. А здесь, в этой кутерьме, они безнаказанно нападают на путников.

— Я не подумала об этом, ты права, — согласилась Марта.

Крепко держа поводья, Арианна хлестнула лошадь. Миновав крепостные стены, они подъехали к городским воротам Порта Риенца. Там, где прежде стояло высокое здание — казарма для австрийских

солдат, — полыхал огонь. Вокруг собралось немало народу, толпились грязные, пыльные зеваки. Скопилось множество повозок и карет с беженцами, многие шли пешком. И все спешили покинуть Милан. Арианна спросила у какого-то молоденького паренька:

— Почему горит здание? Что случилось?

— Австрийцы, когда уходили, решили сжечь остатки снаряжения, которое в спешке не сумели забрать с собой.

Арианна хлестнула лошадь, и та, тяжело дыша, потрусила дальше.

— Черт бы побрал нашего Джузеппе, — выругалась графиня — Не мог взять на покос лошадь помоложе вместо этой старой хромой клячи.

— Но, дорогая, Джузеппе всегда брал на покос именно эту лошадь. Она уже ни на что другое не годится. И все же лучше она, чем ничего. А теперь поехали. Накинь-ка это, — Марта набросила на плечи Арианны шаль. — Укройся, знаешь, здесь всегда очень сыро по ночам.

— Да нет, оставь меня! — ответила она. — Мне не холодно. Совсем другим сейчас занята голова.

Марта испуганно взглянула на нее и вдруг почувствовала, что сама дрожит от озноба, даже зубы стучат. Она закуталась в шаль, от которой отказалась Арианна, и, оглянувшись, увидела, как высоко в небо взмывают огромные языки пламени, озаряя оставшиеся позади здания, дорогу и крепостную стену необычайно ярко, отчего в небе корчились чудовищные тени, походившие на изорванные паруса тонущего судна.

Вот он какой — ад, подумала Марта. И они нежданно-негаданно попали в самое пекло. Она в волнении посмотрела вперед, на дорогу, теснее прижавшись к Арианне, схватила ее за руку и ласково погладила, словно желая ощутить ее тепло, обрести хоть немного покоя и уверенности. Вдруг Арианна, словно прочитав мысли Марты, взглянула на нее такими пылающими от гнева глазами, что та испугалась.

— Видишь, — проговорила Арианна, достав из кармана пистолет, — вздумает кто-нибудь обидеть нас или отнять повозку с лошадью, убью мерзавца.

— У меня тоже есть пистолет. — прошептала Марта, невольно сжимая оружие, лежавшее у нее в кармане передника. Правда, у нее не хватит смелости спустить курок, если кто-нибудь встанет на их пути.

— В самом деле? — удивилась Арианна. — Где же ты взяла его?

— Это пистолет Сальваторе.

— Сальваторе?

Марта заговорила еще тише:

— Взяла из его ящика. Антониетта не знала, где он держал оружие.

— И правильно сделала. Еще один пистолет не помешает. Только прошу тебя, — засмеялась Арианна, — не прострели себе случайно ногу.

Марта опешила, но тут же и порадовалась за свою девочку, которая способна шутить даже в таком отчаянном положении.

Вскоре впереди встала огромная, едва ли не до неба туча пыли.

— Это еще что такое. Боже милостивый? — встревожилась Марта.

— Солдаты, я думаю, — со злостью прошептала Арианна.

—

Понять бы еще, австрийцы или французы.

— Французы, потому что, как видишь, идут нам навстречу. В город.

— И что же теперь? — дрожащим голосом спросила Марта.

— Ничего. Едем дальше.

— Нет, ты ошибаешься. Не стоит попадаться им на глаза, лучше не встречаться с ними. О, прошу тебя, Арианна, сверни в лес! Переждем, пока они пройдут.

— И не подумаю! — воскликнула она. — Если всякий раз, встретив кого-то, станем сворачивать с дороги, то будем целую неделю добираться до озера. Пусть себе идут мимо! Что они могут нам сделать? Не беспокойся, нам следует двигаться вперед, — и она хлестнула лошадь, направляя ее на обочину.

Солдаты одной из французских войсковых групп в сине-краснобелой форме продвигались к Милану, растянувшись длиннейшей колонной, шли, опустив ружья, устало понурив головы. Вконец измученные, они брели, не имея сил смотреть по сторонам, и все в таких лохмотьях, что невозможно было даже отличить офицера от рядового. Многие шли босиком. У некоторых руки или головы были обмотаны грязными повязками; они двигались, не произнося ни слова, и если б не топот сотен ног, то походили бы на призраков.

— Арианна, — воскликнула Марта, — посмотри, они идут босиком, многие босиком! Видишь вон того пария, он обмотал ноги какими-то тряпками!

— Когда подумаю, что вот эти солдаты, такие юные, донельзя усталые и грязные, сумели разметать австрийскую армию, такую дисциплинированную и отлично экипированную, то просто не могу понять, как такое стало возможно. Смотри, какие они желторотые, это же почти дети. Им лет по шестнадцать-семнадцать. А вон тот — совсем юнец, с каким трудом передвигает ноги, глаза вот-вот выскочат из орбит. По-моему, он не знает, куда идет, куда и зачем его ведут, и все же шагает.

Арианна почувствовала такую сильную ненависть к Наполеону, что даже превозмогла отвращение и ужас, которые испытывала при виде несчастных молодых парней. Наполеон жесток и безжалостен И эти юнцы следовали за ним лишь потому, что он дал им обувь и одежду. И наобещал бог весть что. Славу, наверное, и богатство И теперь вел та собой, куда хотел, даже на смерть. И все же молодые солдаты шли та ним, оставив собственные дома, своих матерей, хотя не умели даже держать ружье как следует. Наполеон с дьявольским коварством сумел завлечь их сюда, смог убедить.

Как такое ему удалось, удивилась она. Впрочем, если разобраться, все очень просто. Генерал увлек молодежь ее же идеалами, опьянил ее же собственными идеями. И теперь они шли вконец итнуреи-ные, раненые, но по-прежнему верящие в эти идеалы.

Идеалы, идеалы… Сколько яда в идеалах! В лозунгах Французской революции, в призывах к славе, свободе, подхваченных Наполеоном. Идеалы эти настолько яркие, что ослепляют и мешают видеть все гнусности и зверства, что совершаются во имя них. Война, боевая слава — сколько громких слов провозглашают мужчины! А война — вот она: раненые, мертвые, мародеры, и всё во имя идеалов. Люди, прикрываясь громкими словами, чувствовали себя вправе совершать злодейства, подобные варварскому убийству Джулио и Сальваторе.