Скальпель для шейха
Шрифт:
Реально? Голая женская задница и член?
Я стону.
Она трахается же с ним прямо сейчас?
Пишу ей, что этого мало!
Фотки, конечно, прикольные и даже соблазнительные, но я люблю смотреть. И она знает об этом. Потому и старается. И это гарантированно возбудит меня. Не секс, а то, что я могу заставить её.
Я хочу увидеть вживую! Она же лишь дразнит, присылая фотографии по заказу. Сколько можно?
Если бы Вера не была такой скромницей, я бы заставил её попотеть и поработать над моей дубиной. А если бы она согласилась с Семёном, я набросился бы на неё и отымел
Мне плевать, что Полина старается. Это плата за то, что я поговорю о ней с дядей. И это же наказание, потому что Вера поехала, а она нет. Чего ломалась на тройничок? Я был в ярости от её отказа. Моя женщина и не слушается меня. Сказал трое, значит трое. Мне лучше знать, что ей доставит веселье. И это после того, как я поставил на паузу отношения с Верой. Я столько для неё сделал. Я ощущаю бешенство и мне хочется написать ей, что она конченая сука, а затем пойти и трахнуть Веру. Фоток нас, сука, не заслужила. Не удерживаюсь и пишу:
«У Веры пи@@@ уже. И эстетичнее. Сужай свой каньон, а то неинтересно».
25
Вера из другого теста. Я никогда не хотел завладеть женщиной, как хочу ее. Никогда ни над кем я так долго не смеялся и не унижал, как ее. А ведь я могу сломать, заставить ее разум трепетать и униженно признавать, что я ее повелитель и хозяин. Могу сделать вид, что выбрал ее, обезоружить словами и подавить своим присутствием, обрадовать мудрыми планами, а затем в идеальной подстройке на грани фантастики вознести в рай женских грез. Буду кормить с ложечки. Буду шнуровать ботинки, стоя на коленях. Охапками дарить розы, интересоваться ее жизнью, как не умеет она сама о себе.
Я могу казаться сказочным любовником, настолько нежным и чутким, что она отдаст все сама.
Мне не нужно, чтобы она любила меня. Я хочу иного. В этом есть что-то от рокового сатанинского наслаждения, в том, чтобы стереть ее индивидуальность, растворить личность, сократить ее дни, а может (если повезет) изуродовать. Бл@@@! Вера, сука! Столько способов довести тебя, вонючку, до суицида! Настоящий выбор не в вещах, а в душах, в жизнях, что можно присвоить себе до самого конца, до смерти. Похороны для таких, как я, — апофеоз отношений. Праздник.
Она, тупая овца, волнуется, переживает из-за того, что приехала сюда, а я против сближения. Ей кажется, что я не понимаю, что происходит. Недоумение, внезапно дрогнувший от боли голос, сожаление, ее теплота, гнев на предложение кончить в глаза. Ха-ха, тупая морда. Мне тут же захотелось увидеть ее.
Я почти соскучился!
Поднимаюсь наверх, но в гостиной ее нет. Иду в библиотеку, она часто зависает с книгами. В университете Веру можно отыскать в общаге на своей кровати или в библиотеке. С ней скучно до выворота челюстей. А поцелуи… Сплошное разочарование и уныние.
В библиотеке нет. Припоминаю, она изображала из себя прислугу, собиралась мыть посуду. А дядя? У себя? Он не настолько стар, чтобы прилечь после обеда.
У двери на кухню я ощущаю сухость во рту и то, как слабеют мышцы, сердцебиение становится учащенным. От предвкушения. Что я могу увидеть? Ужасно хочу, упиваюсь надеждой на что-нибудь… непристойное.
Я
Из кухни выходит дядя. Сглатываю и мучительно моргаю. Бл@@@!
Охватывая его взором, зеркалю и понимаю, обоняние щекочет запах спермы. Острый аромат заставляет желудок болезненно сжаться. Бл@@@!
Бл@@@!
Бл@@@!
От него несет. Пахнет так, что тошнота сменяется во мне бешенством. Кроме шума в ушах и спазмов в мышцах, я теряю голос. Кое-как прочищаю его, безобидно шиплю, почти высвистывая:
– Она там?
Внутри бьется истерикой: «Конечно там, не с посудомойкой же он ебашил»!
Дядя небрежно кивает. Смотрит на меня недобро, сощурив глаза, так что никогда не ясно, бросится он тебя душить или пройдет мимо. Он дерьмово непредсказуем. Пытаюсь сохранить изо всех сил спокойствие, чтобы не наделать глупостей, но мои руки дрожат. Его взгляд почти откровение, почти факт. Там что-то было. Наверняка напихал в ее копилку по самые гланды. И меня раздирает до отчаянья досада, опоздал же на несколько долбанных секунд. Если бы не сука с фотками, успел бы. Она мне за все ответит! Пока не покажет пять всаженных в себя дрючил, ничего хорошего не увидит.
– Ну, так ты идешь?
Я осознаю, что не слышал, как Алекс поднялся к нам и о чем-то спрашивает.
– Ты о чем?
– Ты просил показать капканы, - говорит он, бросая взгляд на дядю.
– Я обещал уделить время Вере. Она уже обижается.
Они оба переглядываются, обмениваясь взглядами, которые бесят, заставляя сглотнуть и выпустить из легких сипло воздух. Ведут себя, как два мудака. Не сомневаюсь, они часто делят передки. И понимание того, что они наверняка уже пытались соблазнить девчонку, вызывает в голове боль от напряжения. Черт, все это так возбуждает. К лицу и члену бесконтрольно хлещет кровь. Я бы посмотрел на это.
– Не обижай девушку, - отвечает Александр.
Я мрачнею на глазах.
Она моя. Я буду с ней творить всё, что захочу: и обижать её, и дрючить, и унижать. Как в голову придёт и на член ляжет.
Из кухни показывается смущённая Вера. Сомнения в конец растворяются при виде её внешнего вида. Одежда на фигуре смята, лицо красное, губы припухшие. От неё несёт сексом. Ещё полчаса назад я ощущал, как она пахнет собою, а теперь нет. Снисходительная жалость к себе мешается во мне с лютой жаждой мести. Меня тошнит от нахлынувшего желания и переизбытка адреналина. Член в буквальном смысле цепенеет от чёрной ненависти к этой вонючей щели.
Сучка краснеет ещё больше и делает шаг в сторону библиотеки.
— Уходишь? — я не в силах пока шелохнуться.
— Хочу убрать книги, что оставила вчера у камина, и поискать что почитать. А вы? Снова уедете…
Жалкая тварь с сердцем бляди. Её взор полыхает от смущения или стыда. Мне всё равно. Перед глазами адски пляшут картинки: как он имеет её, как она растягивает ему ширинку на брюках, как он жрёт её голодным взглядом и раздвигает ослепительные ляжки.
— На охоту…
— Примерно через час. Так что прости, Галиба, — отвечает за меня Александр. — Он уделит внимание вечером. С собой не зовём, идём на волков. У них весенний гон, так что это опасно. Будем поздно ночью.