Скальпель для шейха
Шрифт:
Она понимающе кивает и хоронит разочарование во взгляде.
— Тогда спокойной ночи и доброй охоты.
Мне приятно, что она расстроилась, но этого мало. Хочется унизить её, но ещё больше уесть дядю.
— Спокойной, — за усмешкой прячу ожесточение. — Поцелуй меня, детка.
Вера бросает искоса взгляд на дядю, мнётся на месте, и по её спине бежит мелкая судорога. Заметно, как вздрагивают плечи. Она медленно и неуверенно переступает и подходит ко мне. Приподнимается на цыпочках, в застывшей позе едва касается меня сухими губами.
Вонючая
Жёстко хватаю её за волосы на затылке и впиваюсь в губы. Целую больно, до вкуса крови, исследую рот паскудницы. Она не сопротивляется. Терпит, как кару. Хотя я даже пока ещё не начинал. Я целую её страстно, развратно, показывая двум змеям, что эта соска — моя. Вся моя.
Затем резко отпускаю. Девчонка, как варёный рак, не улыбается.
Ещё бы!
Кровь, что она слизывает с пухлых губ и боль на них, должны так на неё действовать. Эх, соли бы сюда! Иначе неинтересно. Всё шоу не для её красоты. От неё у меня всё обвисло. Нет ни малейшего желания откатывать её в постели. Скучная она. Нудная. Хочет интима, пусть посасывает. Тренирует глотку.
У меня большой.
Она делает шаг в сторону, собираясь уйти. Больше она ничего не желает никому говорить. Очевидно, на глазах обжигающие слёзы. От них настроение повышается.
Александр уходит в подвал. Но Марс успевает подойти за это время к нам и тормозит её. Совершенно по-хамски кладёт руку на её талию, явно выбивая из колеи.
У Веры от удивления распахнулись глаза. Она смотрит на руку, почти теряя самообладание.
— А знаешь, детка, такие поцелуи на ночь? Мне завидно. Я почти ревную. Может, ты хочешь чего-то другого?
Она тряхнула головой в нерешительности, но руку его не стряхивает. Блядь!
Только что поднятое настроение рухнуло в тартарары. Сука! Я никак не ожидал от него такого действия и от неё такой реакции. И что он собрался делать? Ревность и право собственника убивают во мне всё человеческое.
Вера смотрит на него, слизывает кровь с нижней губы, бросает косой злой взгляд на меня, а затем пылающий на него. Мои зрачки и глаза сужаются, я сжимаю челюсти и кулаки. Только пусть попробует — я ж потом убью. Урою! Закопаю под общежитием.
26
Девчонка облизывает укушенную нижнюю губу, и мне хочется набить морду Галибу. Но немедленно — не это главное. Цель иная.
Малышка подается вперед. Несмотря на то что племянник показывает всем видом, как ему больно и как он страдает, Вера торопливо тянется меня поцеловать.
Я бросаю взгляд на уродца: смотри и наслаждайся, ублюдок. Плотнее обхватываю ладонями её точёную фигуру, властным движением притягиваю к себе, поворачиваю голову.
Её раненые губы и мои встречаются. Я беру их в плен. Угоняю в рабство. Творю бесчинство, настойчиво врываясь внутрь. Она не пытается оттолкнуть. Её маленький ротик позволяет грабить её, приоткрывается гостеприимно и позволяет моему
Вера мгновенно вспыхивает, пытается нервно отстраниться. Да, какого чёрта. Раз уж сунулась коготком, нужно довести начатое до логического конца. Не время отступать.
Я вижу, как Галиб уже покраснел. На шее у кадыка исступлённо пульсирует вена, и он не просто злится на то, что я целую девушку. Он стонет от собственной похоти и извращённой взбудораженности. Сцена его не волнует с точки зрения ревности. Тихо выматерившись, я подхватываю Веру под ягодицы и припираю к стене. От неожиданности она громко охает.
— Хорошая девочка. А теперь моя очередь пожелать тебе спокойной ночи!
Напор шокирует её.
— Не стесняйся, — сиплый выдох от Галиба.
Я упреждающе смотрю ей в глаза и вижу, она едва дышит в панике. Поворачиваюсь к племяннику. Зло усмехаюсь. Сучонок бесстыже не скрывает своего состояния. Его член упитанной дубиной натягивает джинсовую ткань.
— Ты не против?
— Для тебя ничего не жалко, — хрипит он и укладывает свою руку на собственный бугор, стискивая зубы от нетерпения.
Я выразительно заглядываю ей в глаза. Она должна понимать, что я делаю. У неё очень поверхностное, порывистое дыхание. Очевидно, в мыслях все непристойности мира.
Отрываюсь от стены и в несколько шагов прохожу в зал. Сажусь с ней в кресло, кладу руки ей на бёдра, другой наклоняю девичье полыхающее лицо к себе. У неё на лбу написано, что она не готова к ситуации. Она совсем не анализирует и не думает. Глаза у неё широко распахнуты, так что вокруг радужной оболочки видны белки. На коже выступил пот. Из дрожащих ноздрей вырывается тяжёлое дыхание.
Как насчёт горячо втроём?
Я крепко целую её, пока ладошки русской крошки упираются в мою грудь, неясно то ли цепляясь, то ли отталкивая. Упорото дразню Галиба. Мне и в самом деле интересно, что он предпримет? Бросится на нас? Разорётся? Что? Девчонка ему не дорога. Ситуация бесконтрольно возбуждает и горячит. Он, кажется, настолько заворожен нашими с ней действиями, что не шевелится и молчит, жадно смотрит, истекая слюной на то, как я лапаю её. Будет смешно, если он не сдержится и достанет из штанов член?
В моем доме на вечеринках я видел всякое. Его подобные сцены всегда заводят. Так сильно, что он становится невменяемым. Он пялится, не в силах отвернуться. На его лице и шее ярко проступили синие и тёмно-красные прожилки вен от напряжения скул, от гнева и удушливой волны одержимости.
Я даю волю рукам, и Вера прерывает поцелуй. Она хлопает глазами, пытаясь собраться. Разум у нее явно перескакивает с одного на другое. Но с моих колен не встает. Смотрит на меня с раскрытым ртом, пока я играю с сосками через ткань блузки.