Сказания не лгут
Шрифт:
Наконец показалась пустынная Фрейсская коса – только перевёрнутые долблёные челны лежали на прибрежной гальке. Родичи венделов не любили селиться на открытых местах и заняли тенистую дубраву – в паре полётов стрелы от реки. Атанарих, привыкший к мысли, что в лесах жильё ставят либо разбойники, либо поклонники Солюса, прячущиеся от людей, подивился этой привычке. Но ещё больше поразил его вид становища. Фрейсы не разбивали шатры, а строили полуземлянки, пугающе похожие на хлайвгардсы* – последние пристанища умерших венделлов. Столбы с черепами различных зверей, красовавшиеся перед каждой землянкой, усиливали сходство. В домах венделльской знати изображения зверя–предка каждого
– Это зубр, – пояснил один из спутников – кудрявый и круглолицый, – Неужели никогда не видывал?
Атанарих покачал головой.
– Только от стариков слышал – лесной бык, сильнее которого нет, верно?
– Верно, сильнее зубра нет никого, – согласился Рицимер. – Даже медведь и лев его боятся.
Тем временем из дверного проёма появился, опираясь на посох, старец – такой же коренастый, как Рицимер. Годы согнули его, но было видно, что он ещё крепок и подвижен, а посох взял больше для того, чтобы придать своей могучей фигуре величавость.
Рицимер тронул юношу за плечо, шепнул тихо:
– Моего отца зовут Рекаред, он сын Фритигерна.
Атанарих поклонился хозяину и приветствовал его так учтиво, как будто старик был не мужланом, а воином. По правде сказать, на деревенщину он ничуть не походил – ни статью, ни взглядом, ни даже одеждой.
Рекаред улыбнулся, и Атанарих отметил хитрый, приценивающийся взгляд фрейса. «Этот своей выгоды не упустит», – решил он, улыбаясь в ответ.
– Приветствую тебя, Атанарих, сын Хродерика Вепря. Слава о твоей победе уже облетела Торговый остров. Для меня честь принимать у своего очага такого умельца, как ты.
– Это для меня честь разделить с тобой трапезу, могучий Рекаред, – отозвался Атанарих. Старик величавым кивком велел следовать за ним.
Они шагнули в дымный полумрак, вкусно пахнущий жареным мясом. Внутри жильё фрейсов походило на хлайвгардсы не меньше, чем снаружи. Такие же высокие, до колена, дерновые приступки вдоль увешанных оружием стен. Только сложенный из скрепленных глиной булыжников очаг у входа, да изображение хозяйки очага Фровы и выдавали, что тут не мёртвые живут. Атанарих низко поклонился богине и попросил у неё разрешения остаться в доме.
К приходу гостя готовились: расстелили на полу свежую траву, укрыли дерновые приступки расшитым холстом и сейчас две простоволосые жещины расставляли на нём долблёные блюда с лепёшками, печёной рыбой, жареными на вертелах тушками какого– то не слишом крупного зверька и горшки с варёным зерном – фрейсы называли его кашей. Когда принесли два ушастых сосуда, склёпанных из дощечек, и небольшие резные чаши, видом напоминавшие уточек, стали садиться за столы. Атанариху указали место подле хозяина, среди старших. Сверстники – Фритигерн, Гелимер и ещё один юнец сидели в дальнем конце стола, почти у входа. Робея величавого старика, Атанарих опустился на указанное место.
Рекаред назвал гостю своих сыновей – Рицимера и Зизебута, племянников – Сара, Гундобальда, Гермингельда, Эвриха и Теодемера – сыновей своих пятерых братьев. Показал внуков – Фритигерна, Гелимера, Рарога, Радагайса, и Теодеберта (Атанарих, кроме троих, знакомых ему ранее, уверенно запомнил только Сара, который был несколько уже в плечах, чем остальные Зубры, да ещё своего ровесника Теодеберта).
Приступили к трапезе. Атанарих,
Пировали неспешно. Провозглашали здравицы в честь гостя и присутствующих. Чинно беседовали об урожае, охоте и прочем житье–бытье. Атанарих, как полагается воспитанному юноше, помалкивал. Женщины сновали вдоль пирующих, подкладывая на лепёшки рыбу, наполняя медовым напитком опустевшие ковши. Напиток этот, как показалось Атанариху, ничуть не туманил голову, только согревал и веселил сердце.
Так что, когда со стола убрали опустевшие плошки, и Рекаред начал расспрашивать гостя, Атанарих уже утратил робость, но ничуть не отупел и не осмелел больше меры. Он мог бы прихвастнуть, расписывая свои умения, подвиги и значение при дворе риха Аллобиха, но постыдился врать. Отвечал коротко и почтительно, замечая, что многое в его рассказе и так кажется фрейсам странным. Рекаред не мог понять, как можно обучать сына только воинской премудрости, и легко отпустить его из дома. Рицимера удивило, что рих Аллобих легко расстался с умелым воином. И все поразились, что венделлы много лет живут в мире, и Атанарих ушел из этой благодатной земли только для того, чтобы найти, где воевать.
– Я мог удовольствоваться той честью, которая досталась мне по праву рождения. – пытался объяснить им Атанарих, – но нелепо покупать меч и вешать его на стену, чтобы он ржавел от безделья. Вот и я…
На этих словах губы старого Рекареда дрогнули не то в печальной, не то в презрительной улыбке. Атанарих осёкся, поняв, что сказал что–то не то.
– А не страшишься ли ты, отважный Атанарих, что тебя убьют на чужбине? – спросил Зубр.
– Другого страшусь, – страстно ответил юноша, вскидывая голову, – что умру я в старости, не совершив славных подвигов.
Многим за столом его ответ пришёлся по нраву. Самый младший из мужей, кудрявый и круглолицый, даже восторженно воскликнул:
– Вот ответ, достойный воина!
– Ответ, достойный юнца, но не зрелого мужа, Эврих, – резко осадил его старик. Рицимер, кажется, готов был возразить, но не посмел перечить отцу. А вот Эврих не унялся:
– Если бы не воины, что живут в хардусе, дядя, ты не мог бы свысока поглядывать на них. Мертвецам спесь неведома!
За столом стало тихо, пирующие опустили головы, лишь исподволь взглядывая на Рекареда. Тот сжал губы, полоснул Эвриха глазами и отрезал:
– Сдаётся мне, что мы засиделись за хмельным, раз иные несут несуразицу!
– И то верно, – поторопился поддержать отца Рицимер, – Вечер тёплый, пойдёмте развеемся?
Все стали подниматься с мест. Атанарих к ужасу своему обнаружил, что ноги его не слушаются, и упал бы, не подхвати его Рицимер.
– Не бойся, это с непривычки, – произнёс он весело. Атанариху стало жарко при мысли, что он сейчас у всех на глазах будет ковылять, словно впервые отведавший вина малец. Но фрейсы дружно сделали вид, что ничего не замечают, зато принялись потешаться над Теодемером, который тоже обезножел. Тот беззлобно отругивался – хмель ударял в ноги, но голову не туманил.