Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники
Шрифт:
«Прости меня, Уйго. Возможно, я не прав был, отказавшись от тебя!»
«Я прощаю тебя, отец. Пусть твой последний сон будет спокойным!», — промолвил Уйго и тотчас же глаза Уйрала закрылись и последний вздох его прошелестел по ветвям.
Остановился Уйго. В первый раз за всю жизнь из глаз его потекли слёзы. Каждая слеза, что падала на землю, обращалась в красную ягоду. Когда кончились слёзы, Уйго отвернулся от лодки и на поляну вышли волки.
«Вы всегда боялись меня, — сказал им Уйго. — Но сегодня, в день кручины моей, нет у меня больше никого, ни родных, ни близких. Я теперь одинок и больше похож на волка,
Только сказал это Уйго, как волки кинулись на тело Уйрала, и когда Уйго обернулся к лодке, то от тела его отца уж ничего не осталось. Лёг в последнюю лодку отца Уйго и пролежал так до осени. Лишь когда упал на траву первый жёлтый лист, встал он и пошёл прочь.
Дни и годы шёл Уйго вокруг озера гордый и одинокий. Шёл он, пока не попал в то место, где речка по камням текла. Напился из реки Уйго и уснул на берегу. А ночью приснилась ему дева с чёрной длинной косой и зелёными глазами. «Ты пил из моей реки, так, что суждено тебе стать моим мужем. Как я сказала, так и случится», — сказала дева. Открыл глаза Уйрал и видит: сидит перед ним в лунном свете сова, а рядом стоит дева, точно из сна его. Никогда ещё не ведал Уйго такой страсти: понял он, что не жить ему без неё. Бросился он к ней, а девы и след простыл. Лишь смех её меж сосен эхом бродит, словно колокольцы звенят. До утра гонялся унх за девой, только с рассветом сумел за косу её ухватить.
«Не бойся, Рыбий сын! Никуда я от тебя не сбегу — смеётся дева, — Ведь мы с тобой друг-другу назначены».
«Кто ты такая?», — удивляется Уйго.
«Я Шаманиха, — та самая старуха, что ты много зим назад в этом месте встретил. Только теперь я дева молодая, потому как моя жизнь в обратную сторону повёрнута».
«Будь моей! — просит Уйго. — Я устал быть один, словно волк. Хочу жить, как люди живут. Пусть будут у меня дом и дети, покой и радость на долгие годы».
Опустила дева глаза и молвит печально: «Многое тебе дано, Уйго, и длинная жизнь и счастье людям помогать. Только и женитьба и дети много горя тебе принесут. Готов ли ты к этому?»
«Готов ли я? — воскликнул Уйго, — Готов! Никогда мой отец, да и дед мой Кали-Оа, от которого моя жизнь дважды произошла, не боялись смотреть судьбе в лицо. Не убоюсь и я судьбы своей».
«Будь по-твоему, любимый! — сказала Шаманиха и обняла Уйго. — Только положено для этого у родителей соизволения просить».
«Нет у меня больше ни матери, ни отца». — грустно отозвался Уйго, подумав о Сийтэ и Уйрале.
«Ошибаешься ты, — возразила Шаманиха. — На дне озера лежит Великая Мать твоя. Долгие дни её печальны. А из двух глаз лишь один теперь видеть может. Но и этого хватит чтобы ты показал ей невесту свою».
Только теперь вспомнил Уйго про Рыбу, что жизнь ему подарила. Взял он за руку Шаманиху и вошёл в воды таватуйские. Шли они по дну озера словно посуху, и лишь тогда, когда у обычного человека дыхание бы кончилось, увидели они Гора-Рыбу, лежавшую на песке. Правый глаз рыбы глядел на них с печалью, а в левом глазу обломок факела торчал. Выдернула Шаманиха его из рыбьего глаза, а сам глаз намазала чем-то и пошептала над ним слова секретные.
«Здравствуй, Рыба! — сказал Уйго. Решил я жениться, и невесту свою привёл тебе показать».
«Хороша твоя невеста, — промолвила Рыба. — Только много горестей сулит тебе
«Спросил! И оно ответило мне: «Да!».
«Да будет так! Только помни: мало радости тебе она тебе принесёт», — промолвила Рыба и открыла огромный рот свой.
Вошли в рыбий рот Уйго с Шаманихой и удивились тому, что увидели там. Будто бы оказались они не под водой таватуйской, а в уютной хижине. Вот и лежанка, вот и табурет, и очаг, а в очаге огонь горит, да над огнём рыба ароматная печётся.
Когда люди говорят «любовь», то каждый понимает это слово по-своему. Для кого-то это тяжёлая болезнь, для кого-то — награда за долгие страдания. А для немногих любовь — это судьба, от которой ни убежать, ни скрыться невозможно. Счастлив тот, кто это понял и преклонил голову перед нею.
Сказание о судьбе Уйго
Вот так Уйго остался жить в устье реки-Шаманихи, приняв свою судьбу. Нередко наведывался он и к своим подопечным. Поселенцы-кержаки привыкли к большому унху с рыбьей чешуёй, который им молча советы давал. И хотя все его советы верными оказывались, многие крестились — так, на всякий случай, мало ли чего от дикаря-то ждать. У детей, что Панкратия помнили, уж свои дети к тем временам народились. Разрослось хозяйство кержацкое по берегу и выше на горе, забыли поселенцы про страх, голод да нужду, потому как перестала власть староверов гонять, как в прежние времена. Дома новые строились, стада множились да озеро рыбой подкармливало.
Захаживал Уйго и на калиновскую сторону, к сородичам своим. Только там куда хуже его встречали и советов мудрых слушать не хотели. Тяжёлые времена настали тогда для унхов. Не в том причина, что охота да рыбалка оскудела, а только перестали женщины детей рожать. Будто бы какое проклятие на племя легло. Мужчины молились всем богам, жгли на кострах жирную рыбу да лучшее мясо, а толку не было. Видно, решили боги прекратить род унхов от веку. И больно было Уйго смотреть на соплеменников впавших в гордыню от горя.
Лишь дева-Шаманиха понимала его, заботилась о нём, и отдавала ему всё, чем наградило её небо и земля. Совы охраняли его сон, белки приносили ему дары лесные, гордый олень при встрече преклонял перед ним ветвистые рога.
Великая радость была для Уйго, когда Шаманиха сказала своему суженому, что скоро у них родится ребёнок. Только вот сама Шаманиха не радовалась — печально знать, что недолог век твоих детей. Так и вышло: девочка, что родилась ночью, наутро стала девушкой, к вечеру повзрослела и, не дождавшись полуночи, старухой умерла. Спустя год так же случилось и с сыном Уйго.
Вспомнил он тогда пророчество о том, что ни один из унхов не переживёт его. Вот и жена его любимая становилась год от года моложе. Счастье Уйго кончилось тогда, когда он понял, что жена его из подростка стала совсем ребёнком. Опечалился Уйго, но продолжал заботился о ней, будто Шаманиха была его дочерью. Шли годы — и ребёнок превратился в младенца.
Крикнул Уйго белым чайкам, чтобы нашли они Гора-Рыбу и привели к нему. Но вернулись чайки ни с чем. Заплакал Уйго, и слёзы его, падая в озеро, обращались в мелких рыбёшек и разбегались в разные стороны. Но и они не сумели вызвать Рыбу из глубин. Тогда вошёл он в озеро и шёл по дну до тех пор, пока не увидел её перед собой.