Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники
Шрифт:
Заскрипел зубами управляющий, только того никто того скрипа кроме инженера Мюллера не слышал: «Проклятье! И так-то к срокам стройка не поспевает, а тут новая заноза — заливные поселенцы!».
А вниз крикнул: «Ступайте к своим и скажите, что на сборы у них четырнадцать дней есть. А что до компенсации, то я вашу просьбу самому Порфирию Акинфиевичу сегодня же передам — он всё решит в лучшем виде!».
Тут бабка Орлова не выдержала, голос подала: «Наслышаны мы про доброту твою, Севостьянов! На всякий случай знай — мы своё письмо написали Демидову.
Закончились переговоры, развернулась лодка и пошла обратно к Таватую.
Налилось кровью лицо управляющего, а вслед ходокам такая брань полетела, что едва плотина не рухнула. «Чтобы какая-то срань кержацкая мне, Евлампию Севостьянову, палки в колёса заводские совала? Ну уж нет! Нахлебаются они у меня ещё водицы! В контору!».
Бегом бежал за ним инженер Мюллер до самых дверей конторы, так что запыхался да едва чертежи не растерял. Вызвал Севостьянов к себе писаря и приказал, чтобы тот брал лошадь и немедля скакал в Екатеринбург к Демидову.
«Ты секретаря его Ивана Парамонова знаешь?» — «Как не знать, Лампий Степаныч! Знаю преотлично!», — кивал писарь заикаясь со страху. «Должен ты в почте секретарской найти письмо от таватуйских поселенцев и сделать так, чтобы он исчезло. Что хочешь с ним сделай, хоть сожги, хоть съешь его, хоть в задницу себе запихай, только чтобы оно к Демидову на стол не попало. Понял?!». — «Так точно, Лампий Степаныч, понял!».
Хлопнула дверь за писарем, а управляющий к инженеру повернулся. «Ну что, Мюллер, готова наша плотина, говоришь?». Глядит на него в упор, а в глазах тёмных молнии сверкают, да так, что инженеру не по себе сделалось.
«Как и сказано было, Евлампий Степанович, вчера механизм проверили — всё в порядке, хоть сейчас запирай». — «Так иди сейчас и запирай». — прошипел управляющий. «Не понимаю я вас, Евлампий Степанович, у нас по плану перекрытие реки только через две недели должно произойти». — «А тебе понимать не надо, ты делай, что я говорю — целее будешь. А я предупрежу урядника, чтобы у плотины двойной наряд для охраны выставил. Только учти, Мюллер, соплей я не потерплю! Вы, столичные барышни, за вольнодумные идеи мать родную продадите. Но я не таков! Это мой завод, и худо будет всякому кто у него на пути встанет!».
«Но вы же сами…», — попытался возразить инженер, — «Запирай!», — рявкнул управляющий. Бледный, походкой неверной вышел инженер Мюллер из конторы. Рассеянно оглядел он кричные печи, домну и нехорошее предчувствие захолодило в груди. Над окрестными лесами повисла мёртвая тишина. Не горланили лягушки в соседнем болоте, не кричала выпь, не резали воздух чайки, высматривая рыбу в реке. Исчезли даже стаи комаров, досаждавшие каждый вечер. Инженеру Мюллеру стало страшно.
«Запирай плотину!», — скомандовал он, и могучие колёса заскрипели, навсегда перекрывая путь некогда вольной речке Нейве.
Сказание о таватуйском потопе
А Катюшка-то Фролова в тот вечер всё по пятам за старостой ходила, на всех сходках
«Я скорее завод этот спалю, чем с места двинусь!», — грозила старуха Орлова.
Накричались да порешили — утро вечера вернее, завтра на свежую голову всё сладится. Одной Катюшке после всех этих разговоров ещё тревожнее стало. Проснулась она среди ночи от такой тишины, что в ушах заломило. Схватила Катюшка кисет с камнями рыбьими и вниз по склону побежала. За сто шагов до берега пятки по воде зашлёпали — вот она беда, уже здесь! Добралась по пояс в воде до ближнего дома егоровского, закричала, что было сил и кулачонками в ворота замолотила. Полегчало немного, когда шум со двора услышала. Распахнулись ворота, а на пороге Мишка стоит мокрый да всклокоченный.
«Бери факел и бежи вправо по берегу! — командует Катюшка. — Кричи, стучи, буди людей! А я влево побегу!». — «Держи факел!», — кричит Мишка. «Безглазой факел не подмога!». — «Держи, дура, люди-то не слепые — тебя скорей заметят!».
Так вот подняли они на пару всех береговых. Люди в исподнем еле успевали до сухой травы добраться, как вода накрывала их дворы, а во дворах добро плавало — бельё разное, бочки да телеги. Не успели спасти двух коз, что на привязи были, старшие Феофилактовы захлебнулись, детей спасая, да младенец из крайнего дома вместе с люлькой в воду опрокинулся — пока выловили, так уж поздно было.
Молитвы, вой и плач над берегом встал. Прохор Вяткин из молельного дома святые книги вынес, да вот только многие подмокнуть успели и плакали чернилами прямо на рубаху старосте. Чего уж там, самое сокровище-то спасти успел — «Рыбий Апокалипсис» в золотом переплёте.
«Идите, поднимайте всех! — кричит Катюшка. — Это ещё не конец бед, это только начало!». — «Правильно малая говорит! — подхватил староста, — Слушайтесь её, поскольку Господь её направляет!». — «Слепую-то ведьму?», — удивились таватуйцы. «Слепые находят дорогу там, где зрячие ошибаются!», — ответил староста, и даже сам не понял, откуда у него слова такие взялись.
А Катюшка отошла в сторону по краю воды, камнями стукнула и ждёт. Вот и ветерок дохнул с озера.
«Здесь ли ты?», — спрашивает слепая. «Здесь, рядом с тобой», — отвечает Гора-Рыба. «Ты чудеса ворожить умеешь, так спаси нас от потопа! Сломай плотину заводскую!», — молит Катюшка. «Много я могу сделать, но не смогу плотину сломать — не дано мне такой власти», — отвечает Рыба. «Скажи тогда, как быть нам, бедным?». — «Иди к своим и скажи, что есть у них время, чтобы собрать скарб свой и в гору уйти, пока солнце над Шаманихой не встанет. Более я не смогу воду удержать. Потом вода вернётся с прежней силой и останется так навсегда».