Сказания о недосказанном Том II
Шрифт:
– Отдохнули. За работу. Сказала она, как всегда мягко, но чётко и мы снова взялись за глину ваять бюст, защитника Родины, который хитро, умно, улыбался.
Ну, ладно сынок. Слушать такого рассказчика это хорошо, но она, Галина, потом поведала, что пока они ползли, ой, нееет, ну двигались до дому до хаты, не заметили, что те волосы, которые у мужа были почти все в отпуске, бессрочном, кто то измазал белилами, да и у неё после принятия ванны, оказалось, побелели, правда только с той стороны, которая была у раскрытого окна. Научно не смогли докопаться о причине. Только он, как юрист, пропел,–
***
Это история другая. Расскажу тебе. Чтоб не рвался так рьяно, на Кавказ, в следующий раз.
… В меня палили с двустволки, нет, точнее, с трёх стволов…. И, вот видишь. Живу. Уцелел. Ангелам моим спасибо.
Зайчик
Всю зиму зайчик бегал по пригоркам, грыз кору, верхушки низких веток, а когда совсем было голодно – бежал в деревню. Выскакивал из соснячка, и, оглядевшись, бежал к домику на отшибе, к стогу сена. Ещё издали он чуял его аромат, вспоминал лето, забирался в копну, отогревался в душистом сене, перебирая травинки, цветы ромашек, клевера, хрустел сухими горьковатыми стеблями полыни. И весь, от кончиков ушей и до хвостика, впитывал этот запах, запах лета, солнышка, цветов.
Зима эта была лёгкой – снегу мало, следы плохо печатались и потому он совсем не боялся охотников, собак, лис. И сухой травы много было, но лето…
Ах. Лето!
Он часто, часто чувствовал его. Особенно сейчас, когда дул и выл ветер. Берёзы гнулись, веточки сухими листьями трепетали, а он забрался в сено, и, дремал, но скорее жил этим прошедшим летом.
Особенно помнил весну.
Тёплые пригорки, половодье, и первые зелёные листочки. Потом клочьями полетела шерсть – быть теперь тёплым дням – травке, цветам. Он облюбовал себе лесочек. Присмотрел место для норы, и стал рыть. Лес здесь тянулся вдоль реки, рядом поле и совсем близко домики. Домов много.
Жил там один только сторож. Это был дремавший до лета – пионерский лагерь.
Почему то заяц больше всего боялся дальних лесов? Зимой, когда он уходил по замёрзшей реке в дальний лес, слышны были и выстрелы и лай собак, потом старался там больше не появляться. Когда устраивал себе гнездо – люди часто досаждали. Но не выстрелов, ни травли со свистом и собаками, не слышал. Значит можно, так и привык жить рядом с людьми. У гнезда под ёлочкой, устроил себе лёжку. Вечером, возвращался. Сначала прятался под кустом – ему было видно всё, а его даже хитрая лиса не заметит. Посидит, подремлет до темноты, потом прыгнет в норку. Там сухо и тепло, а на травке уже роса. Земля до утра дневное тепло хранит. И ещё зайчику хорошо – слышны шаги, земля гудит. Тогда зайчик поднимает уши, и водит ими, прислушивается, потом подпрыгивает вверх и даёт стрекача.
Дни стали совсем тёплыми. Наступила пора сенокоса. Давно ушла зайчиха с зайчатами, а он оставался в своей норке.
Лето. Лес стал шумным. Ходили группками ребятишки. Домики, пустовавшие весь год, вдруг загудели, зашумели от голосов ребятни. Они шныряли по лесу хуже, чем лисы, швырялись палками, свистели. Зайчишка целыми днями отсиживался у реки, в поле – ультрамариновом поле, от васильков. Однажды его угораздило даже
Как то утром он услышал рёв машин, топот, и от страха задал такой кросс, что пришёл в себя только у реки.
Вечером вернулся к своей лёжке. Рядом увидел целый палаточный городок и людей. Ночью они жгли костёр, пели песни, утром снова рычали машины – прибыла целая группа ребят.
Зайчик уже привык к кострам, шуму. Его уже несколько раз видели новые жители леса. Но они не свистели и не кричали, а просто стояли, смотрели и просили, что бы зря не бежал, приглашали к себе в гости, говорили, хлебушком угостят, но заяц убегал, нет, не верит он этим людям. Слышал он, что прошлой зимой, под этим домиком жила лисица с лисятами, их кормили, играли с ними, а потом одного лисёнка убили. Заяц понимал, что лисица его враг, но вот люди. Лисы ведь не враги людям, зачем им нужно было убивать лисёнка? … И он никак не мог понять, кто эти люди, бояться их или нет.
Жить вблизи оказалось совсем безопасно, а вот стоит ли совсем рядом быть с ними?
Заяц уже многих знал, угадывал. Это видимо учительница в очках, какая -то тёплая, ласковая. Он её не боялся. Однажды она шла близко совсем, около норы, заяц знал её по запаху.
В тот день его дважды пугали люди. Он их не очень боялся, как-то попривык. Но тихонько, лениво убежал иноходью, почти проковылял на опушку и сел. Люди приблизились, подошли, тогда он ушёл далеко – далеко, за зелёные холмы.
В тот вечер вернулся к норе, но не вошёл, около его жилища стояли запахи, резкие, гадкие – не помнит такое. Помнил запах учительницы, запах хлеба, помнил запах девочки в красном платьице, но ни этот. Девочку в красном он видел и слышал не раз. Этого запаха он не боялся. А это был другой. Вот и обрывки шерсти. Это мерзкая кошачья шерсть. Откуда она здесь? И почему смешался запах девочки в красном платьице?? Он часто видел её у опушки недалеко от норки. Она сидела и долго рисовала. Потом оставляла ему тот заячий хлеб, печенье, и этот аромат долго оставался в памяти.
Заяц не знал, да и не мог знать, что эта девочка была на пленере, и жила в лесу без мамы. Без сестры. Без младшего братика. И не знал зайчик, что она скучала по дому, по своим душистым грядкам клубники. Там в огороде, стоял её дом, у излучины реки, и огромные ивы хранили прохладу летом. Висела верёвка, с которой пацаны, смело раскачавшись, весело с визгом и воплями ныряли, бултыхались, шлёпались и просто ныряли в воду.
Девочка ещё не знала, что за чувства щемят в её сердце. И все три – её соседки подружки теперь с нею вместе, в лагере.
Весело в лесу, они учились в художественной школе. Им нравилось рисовать и писать акварелью этюды, на воздухе. А она чувствовала и знала, что получается у неё. Ни у кого так не было интересно точно и красиво. Она это понимала. Но что-то непонятное творилось сейчас в её душе. Радость была, с какой – то грустинкой. Неужели это грусть по маме, или брату? Нет. Это не так. Это не та грусть. Это не то чувство. С мамой всё ясно. Было ожидание чего то…
… Ночь. Сон. Была гроза. Утром открыла глаза. Неет. Ещё не открыла. А сон? Сон уже ушёл. Её лицо гладят лучики солнышка.