Сказка для сказочника
Шрифт:
– Молодчина, Дубинина! Я тебя люблю!
– Мне нравится ход ваших мыслей. Поговорим об этом перед выпиской, - громко говорить не получалось, но шептала я вполне разборчиво. Себя, по крайней мере, я слышала хорошо.
Кисонька опять засмеялся.
– Вот, что значит, женщина правильно настроилась на роды. И приемы обезболивания применяла, и родила нормально, и сама после родов в нормальном состоянии…
– А кого я родила?
Бывали случаи, что по прогнозам ожидался мальчик, а рождалась девочка. УЗИ тоже не дает стопроцентной гарантии.
– Сына, как и хотела, - сказала
– Назвать-то как решила? спросил Кисонька.
Ему я не могла не ответить.
– Олегом. Олег Артемович.
Фамилию говорить не стала. Не будет у сыночки темкиной фамилии.
– Красиво.
Пока мы болтали, Кисонька и Людмила Витальевна копошились у меня между ног. Мне было все равно, что они там делают я смотрела на маленького человечка. Врачиха освободила мою грудь и сунула к его губам. И он взял! Зачмокал! А еще мой сыник смотрел на меня. Смотрел очень внимательно и серьезно. И глаза у него были темные, как грозовое небо.
Минут через пять ребеночка у меня забрали. Взвесили, обмеряли, взяли кровь на анализ. А меня начали зашивать. Я и не заметила, когда меня успели разрезать, даже не почувствовала. А вот когда зашивали это я почувствовала! Но кричать или стонать из-за нескольких стежков, мне показалось глупым. Да и сильной боли не было, вполне терпимая. Да еще Кисанька расхваливал меня изо всех сил. Сказал, что роды я провела по высшему балу, что их надо было снимать, как образцово-показательные, что я молодчина, что мало женщин сейчас рожает так легко и спокойно.
– Ага, гора родила мышь.
– Не прибедняйся, Дубинина хороша мышь, на четыре двести. Не представляю, какая мышеловка ее может удержать. Да и тебе до горы еще кормиться и кормиться. Ты сколько килограммов за беременность набрала?
– Пятнадцать.
– Почти идеально. Наверно, до последнего месяца никто не видел, что ты беременна.
– Может, поэтому мне место в метро не уступали, - пошутила я. Но шутка получилась не очень веселая: место мне действительно уступали крайне редко.
– Вот видишь, а ты гора-гора. Побольше бы таких "гор", и нам меньше проблем было бы.
Я лежала, слушала эти комплименты и улыбалась сыночке. А он лежал и смотрел на меня. Его запеленали в больничные пеленки и положили в маленькую железную кроватку с высокими бортиками. Кроватку поставили справа, между моим столом и стеной.
Мне было радостно, удивительно и как-то непривычно, когда я трогала свой пустой живот. Кажется, он провалился до позвоночника. И вдруг мне захотелось сразу три вещи: поесть, попить и чтобы стало тепло. Во время схваток и потуг мне было жарко, тогда я ходила в одной ночнушке, а теперь меня начало ощутимо трясти. Еще немного и я застучу зубами.
Одеяло и воду мне принесли, а с едой предложили потерпеть до палаты. Я обещала потерпеть а куда деваться?
Худая врачиха оказалась из детского отделения. Она и предложила отвезти туда моего сыночку. Чтобы я смогла ночью отдохнуть. Но я отказалась! Усталости пока не было. Наоборот. Кажется, я могла бы горы свернуть! Да и не насмотрелась я на маленького.
– Вы первая мамочка за сегодняшний вечер, от кого я это услышала.
"Да я такая, я лучшая! И что тут поделаешь?" Хотела повторить любимые слова Мамирьяны, а потом… постеснялась. Был бы здесь один Кисанька, может, и сказала бы, а остальные… еще не так поймут, подумают, что я хвастаюсь. А мне и без хвастовства было хорошо. Всем остальным, кажется, тоже. Если я ничего не путаю, то я последняя на сегодня. Вот закончат возиться со мной и пойдут отдыхать.
Прибежала Марина и разрушила всю идиллию.
– Юрий Андреевич, скорее на санпропускник! начала кричать она еще от двери.
Дышала Марина так тяжело, будто не на лифте ехала, а бежала по лестнице с самого низу.
– Что там? И говори тише.
– Там такая жуткая авария, прямо "ой!"
Марина подошла ближе, но тише говорить не стала. Может, не услышала, о чем ее Кисанька просил?..
– А я-то тут при чем?
– Там молния в дерево ударила! А дерево на машину… - продолжала тараторить Марина.
– Я не автомеханик! Кисанька начал сердиться.
– Так в машине женщина беременная! Ее к нам занесли!
– Вот с этого и надо было начинать! Иди, скажи, что сейчас спущусь. Только быстро!
– Бегу!
И Марина убежала, шлепая тапочками. Скоро зашумел лифт.
– Людмила Витальевна, я сейчас осмотрю Артемову, и перевозите ее в палату. А еще… - Кисанька вздохнул. Подготовьте шестой стол. На всякий случай.
– А может, обойдется?
– Может быть, но… на всякий случай. С моей удачей, мы вполне можем получить одиннадцатую роженицу за вечер.
– Тогда это будет рекорд.
– Мы к рекордам не стремимся, мы успехов не боимся, - запел Кисанька, подходя к Юлькиному столу. Или как там пели в ваше время?
– Вернетесь, и я вам спою, - пообещала Людмила Витальевна.
И Кисанька поехал вниз. А Юльку вывезли из родзала. Ее ребеночка увезли еще раньше. Та врачиха из детского отделения. Я так и не узнала, как ее зовут. Когда освободился стол возле двери, я не заметила.
Людмила Витальевна заговорила с Галей о чем-то своем, медицинском, и меня, наконец-то, оставили в покое. Честно говоря, я давно об этом мечтала. Послать любопытных врачих мне казалось неудобным: и не чужие, вроде, и помогли спасибо им, а отвечать так, как Мамирьяна, чтобы человек отстал и не обиделся, я не умею.
Сыночка лежал и смотрел с таким серьезным видом, будто делал невероятно сложную работу. И я в который раз удивилась: вот этот маленький человечек, вот это чудо пряталось во мне все девять месяцев!..
Помню, еще полгода назад мы с Темкой пошли на УЗИ, посмотреть, кто там живет во мне. Но ребеночек не захотел признаваться, мальчик он ли девочка. Врач только и сообщил, что развитие идет без патологии, и назначил новый срок осмотра. Он сказал, что к тому времени плод может повернуться.
"Плод" смешное слово. Мы с Темкой дружно захихикали, когда услышали его. А перед уходом я спросила у врача: "Как же ребеночек поместится там, среди всех моих печенок-селезенок?"