Сказка для сказочника
Шрифт:
– Конечно, Кисоньку. Не Марину же звать. Она мне и с парашютом прыгнуть разрешит.
– Ага, прыгаешь это ты сама, а приземляешься уже с ребеночком.
– Годовалым.
– Почему с годовалым? не дошло до меня.
– А он сам уже ходит и все ест.
– Круто!
Мы прислонились к двери туалета и засмеялись. Другого места, дурехи, не нашли. А тут Марина появилась, и свои "пять копеек" вставила:
– Мамочки, мамочки! Если нагадите перед туалетом, сами за собой убирать будете!
– А в туалете можно?
Это мне поюморить захотелось,
– В унитаз можно, на пол нельзя!
Важно так сказала, и на выход прошествовала.
Я, как смогла, выпрямилась, задвигала плечами и бедрами, передразнивая Маринину походку.
– Оксанка, ты ненормальная, - засмеялась Юлька сквозь слезы. Перестань меня смешить! Я на ногах уже стоять не могу.
– Иди, ложись тогда.
– А ты отнеси меня.
– Ну, и кто кого смешит?
– Ой! Юлька опять схватилась за живот.
– Ладно уж, отнесу. Только ты сама мне на спину влезешь.
Юлька уже не смеялась, она хрюкала и трясла головой. Глаза у Юльки были закрыты, и я не знала, больно ей или смешно.
– Юль, ты как? Может, я за Кисонькой сбегаю?
– Что, вот так все бросишь, и побежишь?
– И побегу. Но сначала в туалет зайду. Дурацкая клизма! Ты постоишь?
– Не-а. Я в палату пойду, - и Юлька стала разворачиваться, держась за стенку.
– Тебя провести?
– Ты же в туалет хотела, - напомнила Юлька, стоя ко мне спиной. Или передумала?
– А я после туалета проведу. Подождешь?
Провести Юльку я не успела. Появился Кисонька, и сам повел ее в палату. Еще и у меня спросил, как дела.
– Да вот, в туалет иду. После вашей клизмы. Если бы я знала, какая это гадость, ни за что бы ни согласилась!
– Во-первых, это необходимая процедура, и никому твое согласие не нужно. Во-вторых, клизма не моя, а твоя.
– Это почему же она моя? Я даже дверь не стала открывать, чтобы не отвлекаться.
– А ее тебе сделали, а не мне, - сказал Кисонька уже возле Юлькиной палаты.
Я тут страдаю, а ему смехуечки. Показала язык, но Кисонька этого не увидел.
Если бы мне утром сказали, что вечером я буду так себя вести, не поверила бы. Ольга говорила, что на роды надо настраиваться, что это не праздник и не пытка, а обыкновенная работа. Может, она и права, но я и на работе любила пошутить. Конечно, не все эти шутки понимали, но это уже их проблемы.
Я еще раз прогулялась до туалета и обратно, но Юльку больше не встретила. Дверь ее палаты была закрыта, из-за двери слышались стоны и какое-то бормотание.
А в моей палате было пусто и темно. Перегорела лампочка. Только в предбаннике, где умывальник, светила какая-то слабоваттная. Абсолютной темноты не было, все-таки окно во всю стену и снег за окном, но читать при таком свете я бы не стала.
Увидела Марину и сказала ей про лампочку, а она: "Ладно, поищу замену". Час уже ищет. Хорошо, что у меня мобильник с собой и подсветка, и часы. Надо же за длительностью схваток следить. А настенные часы теперь фиг разглядишь. На мебель не натыкаюсь, и то хорошо.
Лежать
Ольга говорила, что сидеть роженицам нежелательно лучше ходить или лежать. Еще она рассказывала, что раньше знатные дамочки рожали на стуле. Только стул был особый, с дыркой в сиденье, с удобной спинкой и поручнями. Прям, не стул, а родильное кресло! Наверно, его потом в осмотровое переделали.
Может, и удобно было сидя рожать, но разве теперь проверишь! А в моей комнате вообще удобной мебели не было. Посредине какой-то длинный больничный стол метровой высоты. На такой я сама не рискнула бы влезть. А под другой стенкой древняя кровать, мне по колено. На кровати ни матраса, ни постельного, одна голая сетка, да и та до пола прогибается. Не кровать, а гамак на ножках. В такую ляжешь, и без посторонней помощи уже не выберешься.
Когда схватки стали сильнее и чаще, а от хождения я начала уставать, то попробовала присесть на раму кровати. Боком, как в дамское седло. Так Ольга советовала. Лучше бы я этого не делала! Подниматься мне пришлось с пола. Да и то не сразу поднялась. Две схватки переждала на четвереньках, уткнувшись лбом в ладони. Если бы кто-то заглянул тогда, то подумал бы, что я молюсь. Я, может, и помолилась бы, но меня только на самомассаж и считание вслух хватало. Странно, но те секунды, что я отсчитывала, оказывались длиннее тех, что показывал мобильник.
Еще час я бродила по палате между окном и дверью или стояла, вцепившись в подоконник. В одну из схваток заглянула Марина, спросила: "Как дела?" Я рявкнула: "Нормально!" и поинтересовалась, где лампочка?
– Ой! Меня Сергей Леонидович отвлек. А потом Катерина Петровна о чем-то спросила… Я сейчас пойду, поищу!
Марина убежала, и я опять осталась одна.
Ну и, слава Богу! Никто не мешает, не пристает с дурацкими вопросами. Алка говорила, что ее каждые десять минут таскали на осмотр и каждый раз говорили: "Плохо стараетесь, мамочка. Сколько еще ждать?.. Вы собираетесь рожать сегодня или в следующем году?"
Так что, Боже упаси рожать перед праздником, да еще перед Новым годом!
Мне повезло - до Нового года почти три недели, и праздника, вроде бы, никакого нет, а судя по крикам из других родзалов, все врачи сейчас очень заняты. Даже Кисонька в гости не заходит, хотя обещался. Ну, мне спешить некуда, до утра родить успею. Пока Кисонька дежурит. У другого рожать не хочу! Познакомлю Кисоньку со своим маленьким. Пусть и сыночка узнает, какими нежными бывают руки у врача.
А за окном творилось что-то невообразимое! Снег прекратился, тучи стали расползаться, появилась луна и куски звездного неба. А еще мигал фейерверк. Но где-то далеко и с другой стороны здания. Мне только отсветы видны были. Красиво!