Сказка Востока
Шрифт:
На рассвете более двух с половиной тысяч мамлюков стояли на коленях. Малцаг понимал, что было бы эффективнее и по-тимуровски здесь же казнить командиров мятежников. Но в нем уже теплились чувства отцовства и, понимая, что и у этих людей где-то есть семьи, не желая брать на себя грех, а главное, давая им шанс выжить, пять высших эмиров под охраной он отправил в Каир на суд султана Фараджа.
В тот же день он признал пленных мамлюков своими братьями и соратниками. По этому поводу он произнес пламенную речь, после которой все присягнули на верность султану Фараджу и ему, эмиру Малцагу. После этого несколько недель он подтягивал дисциплину, собирал разведданные, и как только прибыл из Египта десятитысячный корпус, он двинулся на Алеппо, где стоял пятитысячный корпус
Здесь даже боя не было. Эмир Красный Малцаг уже слыл грозой. При приближении стройных рядов армии мамлюков в Алеппо местные жители подняли мятеж, османы бежали из города. Малцаг по своему усмотрению хотел назначить местного градоначальника, однако, словно все это уже ожидалось, вскоре от султана Фараджа прибыл наместник, какой-то мальчишка. Малцаг понял, что эти важные должности продаются, либо назначаются по родству. А его дело — воевать, и есть новое задание — Мосул, там стоят передовые войска сына Тимура Мираншаха. На помощь Малцагу выступит султан Багдада с кавалерией в двадцать тысяч.
Это направление совпадает с желанием самого Малцага. Он точно знает, что Шадома где-то в Восточном Азербайджане, и в «Сказку Востока», что находится в Тебризе, она подала сигнал о помощи. Кратчайший путь до Тебриза проходит через Мосул. Выдвинув вперед разведку, Малцаг в спешном порядке повел свои войска, а это вместе с рекрутами из Сирии — около двадцати тысяч.
Расстояние около тысячи километров он преодолел за двадцать дней. Он торопился, внутри весь горел от нетерпения и жажды борьбы. Это не столько оттого, что там Шадома, а желание вновь скрестить оружие со своим заклятым врагом, желание мстить и убивать.
Правда, подойдя к Мосулу, он взял в узду свою страсть к скорой атаке. Надо было разобраться на местности, а главное, дождаться султана Багдада, который по расчетам давно должен был быть здесь. Разумеется, что и в армии Мираншаха вели свою разведку. Видимо, там решили, что противников надо разбить поодиночке, не дожидаясь осады города коалиционными силами. Тем более что войска Тамерлана привыкли побеждать, и не могли понять, что на них нападают.
По численности противники примерно равны. Несмотря на то что уже была поздняя осень, утро, было душно, облачно, с ветерком, а вдали, в низине, блестящей ниточкой река — вечный Тигр, и вроде вечный покой. И вдруг, как психическая атака, яростный бой тысячи барабанов, сотни разукрашенных знамен, крик, конский пот, от предбоевой дрожи воинов, кажется, земля шатается. Поплыли круги перед глазами Малцага: этот пейзаж, этот бой, крик, запах и накал напомнили ему родину, Терек и то, как в взмахе меча он видел ненавистную рожу Тимура. Это после он себя корил, а в тот момент не выдержал, вспомнив все свои страдания, как взбешенный буйвол, зарычал и сам бросился в атаку.
Эмир в атаке. Командир готов первым свою жизнь на поле брани сложить. Такое редко когда увидишь. Взбодрились мамлюки, до небес вознесся их моральный дух, а их смелый крик заглушил барабанный бой. Как такового боя даже не было, была короткая сшибка. Центр, где был Малцаг, сходу вклинился в ряды тюрков. От неожиданно яростного натиска последние дрогнули, попятились к реке. По боевой практике Малцаг знал, что нельзя врага припирать к непреодолимым преградам, ибо, не имея возможности бежать, они дерутся насмерть. Теперь и этого не было. Кто смог, бежал в степь, кто пал, кто бросился в реку, многие сдались в плен. А Малцаг все бегал по полю с саблей в руках, выискивая сына Тимура. Оказывается, Мираншаха здесь вовсе не было, не посчитал нужным против какого-то мамлюка выходить.
К вечеру того же дня мамлюки, как освободители, вошли в Мосул. Малцаг повидал немало городов. Мосул, судя по архитектуре, — город древний, небольшой. По сравнению с Измиром, а тем более Каиром — это какое-то захолустье: всюду грязь, помои, мусор, вонь. Здесь живут в основном курды, а также много персов и армян. Жители города с восторженной радостью встречают армию мамлюков, по их лицам и виду города заметно, до какого разорения довела оккупация Тимуром и дань, выплачиваемая Мираншаху.
На центральной
— А есть ли в Мосуле «Сказка Востока»?
— Нет, — чуть не хором ответили сановники и, давая понять, что они знают, что это такое, стали наперебой объяснять: — Есть в Багдаде — несколько дней по реке. А ближе и лучше — в Тебризе, но там Мираншах — изверг и сумасброд.
Ночью эти же сановники явились в лагерь мамлюков в пригороде Мосула, просились в шатер эмира Малцага, рассказали, что некоторые воины занимаются мародерством. Малцаг обещал утром разобраться, виновных наказать. Остаток ночи он не спал, был очень зол и прежде всего на свою ненадежную охрану, которую богатые горожане Мосула, скорее всего, смогли подкупить и заставили его разбудить среди ночи. Такого нельзя было представить в лагере Тимура, и к утру все охранники и их командиры висели бы напоказ.
С авторитетом и силой эмира Малцага такого добиться не сложно и надо бы для порядка так поступить. Однако прежняя его жесткость и хладнокровие куда-то исчезли. Вместе с чувством будущего отцовства в нем пробудилась какая-то мягкость, терпимость, снисходительность. Тем не менее и это не главное, главное — он не чувствует опоры, будущности и надежности в мамлюках, в первую очередь, в их султане Фарадже, все-таки, по сути, они и есть рабы. А он ощущает себя временщиком, наемником, которого в любой момент могут не только сместить, но и подло убить, как не станет нужным. Все это он понял еще в Каире. Поэтому Красный Малцаг особо не усердствует, но кое-какие меры предпринимает — ночной караул, а это его гвардейцы-кавказцы, — все без исключения в зиндан и пытки — кто подкупился. Следом он начинает разбираться с мародерами, и тут неожиданно ему доставляют тяжелый, инкрустированный узорами, с виду очень дорогой ларец.
— Что это такое? — закричал эмир.
— Ваша доля, — объясняет один из старших командиров, в ту же секунду открывает крышку — битком драгоценностей.
Первое чувство Малцага — омерзение. Он — грабитель? Сжав кулаки, приходя в ярость, он готов был всех разогнать, но помощник его опередил:
— У нас семьи, лафа [132]детей не прокормит.
Эта новь током прошибла его сознание, он застыл с раскрытым ртом, словно только прозрел. Вспомнил свою беременную жену Седу, почти ребенка. А Шадома? А ведь войны из-за богатств. И он уже знает, что деньги порою существеннее, чем войска.