Сказки для Катастрофы
Шрифт:
– В каких событиях?
– В событиях жизни. У тебя их вон сколько: ты родилась, сделала первый шаг, сказала первое слово, впервые поцеловалась. Каждый удар твоего сердца – тоже событие. А у Камня их всего-то ничего: два миллиарда лет назад он откололся от скалы, потом ледник принёс его сюда, потом строители отбросили его на обочину, чтобы не мешал. Вот и всё.
– Бедненький, – сказала Катастрофа. Она присела у Камня и осторожно погладила его ладонью.
– Ххххрррруммммрррр, – промурлыкал он.
– Чтобы в его жизни произошло столько событий, сколько
– Что я могу для тебя сделать? – спросила Катастрофа у Камня
– Ссссчиссссть сссс мммменнння ммммохххх – чешшшшетсссся.
Катастрофа вынула из волос заколку и, как могла, вычистила Камень. Пока она это делала, Камень мурлыкал от удовольствия. Потом она сказала:
– Ты извини, Камень, мне надо идти.
– Сссспассссибо зззза это ммммгнннноввввенннние. Я буду поммммннннить его ввввсегда, – сказал Камень.
«Миллиарды лет!» – подумала Катастрофа и чуть не заплакала.
– – –
– Мы идём и идём и никуда не приходим. Что это за дорога такая! – пожаловалась Катастрофа.
– Она не знает, куда нас привести, – сказал Лопихундрик.
– Как это? Все дороги куда-то ведут.
– Они ведут не «куда-то», а куда хотят те, кто их проложил. Это дорога твоя, она должна привести тебя, куда захочешь ты.
– Не понимаю я этого. Я привыкла, что если иду по дороге, то обязательно куда-то попадаю.
– Куда хочешь ты? Или те, кто проложил ту дорогу?
– Я сама решаю, куда мне идти, что делать!
– Ты уверена? Вспомни: когда ты училась в университете, преподаватели говорили тебе, что делать, и ты делала. Парни приглашали на свидания, и ты шла. Да, ты двигалась по жизни, но ты ли выбирала направление движения?
– Твои сведения сильно устарели! Я давно уже не студентка, и решения принимаю сама!
– Тогда реши, какое желание для тебя самое главное.
Катастрофа хотела что-то сказать в ответ, но передумала.
– А ты не такой смешной, каким кажешься, – сказала она, помолчав.
– Ты решила, что я смешной, потому что выгляжу, как плюшевая игрушка. Но моё назначение – выполнять желания. А это – очень не смешно.
– Может быть…
Некоторое время они шли молча.
– Ты знаешь, я вот подумала… Возможно ты и прав.
– В чём?
– Когда я была студенткой, жизнь казалась проще, что ли… Нет, не так – понятнее. Я знала, что хорошо, что плохо. Может, потому что об этом мне говорили все, кому не лень… Теперь на так. Чем дальше, тем меньше понимаю. Всё вроде бы просто, но на самом деле всё так сложно, что не разберёшься… И знаешь… Вот ты сказал про направление движения, и я теперь сомневаюсь, когда я действительно сама принимала решения, а когда складывались обстоятельства, а я с ними просто соглашалась.
Катастрофа вдруг остановилась и повернулась к Лопихундрику.
– Ой, я, кажется, знаю, чего хочу!
– Позвольте полюбопытствовать? – спросил Лопихундрик с театральной интонацией.
– Ну что ты кривляешься? Я же серьёзно!
–
– Да! Вот теперь точно хочу! И именно этого!
– Ну, хорошо-хорошо! Чего же ты хочешь?
– Ты же читаешь мысли!
– Всё равно скажи вслух. Может, услышав себя, ты передумаешь.
– Хочу попасть в место, где всё ясно и понятно. Ну, в смысле, отношений. Где все поступаю только по правилам… что говорят, то и делают... В общем, такое…
– Ты, случайно не армию имеешь в виду? – спросил Лопихундрик осторожно.
– Ага… ну да… армию. Да, армию! Теперь я точно знаю – хочу в армию!
– Вроде, считается, что армейская служба – не женское дело... – осторожно заметил Лопихундрик.
– А я хочу в такую армию, где и женщины работают.
– Служат.
– Ну да, служат. И не просто служат, а всем там заправляют.
– – –
Солдаты появились из-за пригорка неожиданно. Все трое были одеты в балетные пачки камуфляжной расцветки, из-под которых выглядывали такие же пятнистые семейные трусы. В талии пачки были перетянуты солдатскими ремнями. На ногах бойцов были чёрные резиновые сапоги, на головах – голубые береты. Увидев Катастрофу, они остановились и принялись её внимательно рассматривать. Выражение их лиц было самым, что ни есть, свирепым.
– Ребята, давайте знакомиться, – сказала Катастрофа. – Меня зовут Катастрофа.
Самый здоровенный из троих, у которого на руке сияла наколка «ВДВ – forever!», сделал шаг вперёд, топнул ногой, выпятил грудь и, глядя на Катастрофу налитыми кровью глазами, громовым голосом гаркнул:
– Пуся!
– Мило, – сказала Катастрофа. – За что ж тебя мамка таким именем наградила?
– Гражданка! – Пуся скривил губы. – Моё имя – грозное имя бесстрашного воина, громыхающее подобно громовым раскатам, внушающее ужас врагам и обращающее их в бегство.
– Ага, и мне как раз захотелось. Сбегать, – Катастрофа повернулась к двум другим воинам. – Мальчики, вы тоже будете внушать мне ужас? И того… обращать в бегство.
«Мальчики» переглянулись. Тот, что пониже, повторил пантомиму товарища – шагнул вперёд, топнул ногой, выпятил грудь и, глядя Катастрофе в глаза, зычно взвопил:
– Буся!
Катастрофа уже открыла было рот, чтобы прокомментировать услышанное, как третий солдат, которому, по-видимому, было неинтересно её мнение о грозных именах бесстрашных воинов, набрал полную грудь воздуха и что есть мочи рявкнул:
– Пися!
Катастрофа так и осталась стоять с открытым ртом.
Лопихундрик, как ни в чём ни бывало, пустился в пояснения:
– Их народ издавна стремится к гармонии. Это касается и имён. Имена соратников должны быть созвучны и во всём гармонировать.
На него никто не обратил внимания.
– Пи-и-и-и-исечка! Писю-у-у-улечка! – нежно протянула Катастрофа. – Симпати-и-и-ичный!
Пися напыжился и покраснел. Бесстрашные Пуся и Буся принялись его внима-а-ательно разглядывать. На их мужественных лицах играли желваки.