Сказки для Катастрофы
Шрифт:
– Пока я не подписан, меня можно менять, – согласился Договор. – Напишем так: «Невысокие договаривающиеся стороны, метр шестьдесят и метр десять…»
– Я – метр шестьдесят три, – уточнила Катастрофа.
– Ещё три сантиметра добавим. Читай дальше.
– Постой, а как это ты разговариваешь?
– Что тут удивительного? Я написан с заглавной буквы? Значит, у меня есть имя. Если есть имя, то почему бы мне не разговаривать? Ты, Катастрофа, разговариваешь?
– Логично. Читаю дальше: «… стороны: девушка Катастрофа
– Да какой он Исполнитель! – сказала Печать. – Мы его давно знаем. Он – Лопихундрик.
– Вам виднее, – согласилась Катастрофа. – Что тут ещё… «Лопихундрик, действующий на основе своего предназначения, заключили настоящий Договор в следующем. Заказчик доверяет, а Лопихундрик берётся выполнять сокровенные желания Заказчика. Примечание: желания выполняются в момент их осознания». Нет-нет! Так не пойдёт! Я женщина, я – импульсивная. Мало ли чего я захочу!
– Справедливо, – согласился Договор. – Тогда введём раздел «Форс-мажор». Напишем, что желания, возникшие в состоянии аффекта, или могущие нанести вред любой из договаривающихся сторон…
– И третьим лицам!
– … и третьим лицам не выполняются. Настоящий Договор составлен и подписан в одном экземпляре сегодняшнего числа. Всё. Подписывай.
Катастрофа нерешительно вертела Договор в руках.
– Ну ладно... Но всё равно… А где тут сроки? Где реквизиты сторон? Где порядок разрешения споров? Это не договор, а бессмыслица какая-то!
– Бессмыслица-двусмыслица-пересмыслица! Тут всё верно! Подписывай давай! – прошипела Печать и больно укусила Катастрофу за палец.
– Ты чего кусаешься? – крикнула Катастрофа. – Сейчас как тебя опротестую – вмиг юридическую силу потеряешь!
– Какая вредная договаривающаяся сторона! Ты видал такую? – возмутилась Печать.
– Поживи с моё – не такое увидишь, – заметил Договор. – Знаешь, как договариваются синоптики с гадалками?
– Как? – хором спросили Печать и Катастрофа.
– Тайно!
– Всезнающий ты мой… Нерасторжимый… – томно вздохнула Печать.
– Синюшечка ты моя гербовая… – проворковал Договор.
– Мазл тов! – сказала Катастрофа и вытерла о Договор укушенный палец, на котором выступила капелька крови.
– – –
– Что это за имя такое – Лопихундрик? Смешное. На кошачью кличку похоже.
– Это не имя. Это вербальный символ. Он – только для тебя. Звучит смешно – ты же любишь всё забавное.
– Любое имя это какой-то символ.
– Имя обозначает своего владельца для всех. Слово «Лопихундрик» существует только для тебя.
– Имя, которое существует только для меня…
– Имя дают чему-то определённому,
– Если Лопихундрик не имя, как тебя зовут на самом деле?
– Никак. У меня нет имени.
– У всех есть имена. Даже у сказочных существ. Ты хотел бы его иметь?
– Я не могу ничего хотеть. У того, кто исполняет чужие желания, своих быть не должно.
– Бедненький… Хотела бы я…
– Осторожно! Осторожно с желаниями, девочка! Даже самые невинные имеют неожиданные последствия.
– Ладно, ладно, молчу. Но скажи, почему я? Почему ты нашёл именно меня?
– Ты способна принести в мир новое.
– Интересненько! На что ж такое хорошее я способна?
– Новое – не обязательно хорошее. Гильотина тоже когда-то была новым.
– Фу, какая гадость! Гильотина! Если я такая гениальная, то придумаю что-то радостное, чтобы всем было хорошо. Гений и злодейство несовместны.
– Электрический стул придумал гений изобретательства Эдисон. Он ездил по городам и публично умерщвлял на нём кошек. Я при этом присутствовал.
– Ужас! Присутствовал и не мешал!
– Таковы были его желания.
– Тогда я по-другому скажу: мой гений и злодейство не совместны. Я придумаю что-нибудь полезное.
– Я знавал того, кто придумал топор. Ему он был нужен, чтобы построить хижину. Он её построил. А потом тем же топором зарубил тех, кто в ней поселился.
– Это не про меня. Я никогда ничего такого… мрачного в мир не принесу. Я знаю, чего я хочу!
– Не терпится узнать…
– Я хочу делать только хорошее. И чтоб вокруг меня были только весёлые люди.
– – –
– Сестра, что с вами? Вы спите?
Катастрофа открыла глаза. На неё смотрел Белый Клоун: всё в белилах лицо, нарисованные брови домиком, сильно подведенные глаза за круглыми стёклами очков, пряди волос мышиного цвета, торчащие из-под белой шапочки с чёрным помпоном. Рот и нос клоуна закрывала зелёная хирургическая маска. На щеках сквозь толстый слой белил прибивалась многодневная небритость.
– Сестра! Алло! Я дождусь этот чёртов ретрактор? Или мне придётся кость вместе с мясом пилить?
Чего-то ожидая, он протянул к Катастрофе руку в испачканной красным жёлтой резиновой перчатке. Пышное, в ширину плеч, жабо на его шее, всё в красных брызгах, нелепо встопорщилось, нависая над таким же забрызганным белым комбинезоном с тремя огромными чёрными пуговицами.
– Ретрактор это вон тот круглый предмет с ручками, который лежит в кювете как раз возле вашей правой руки. Проснитесь, наконец, и дайте его мне.
Катастрофа машинально взяла указанный предмет и вложила его в протянутую руку. Белый повернулся к ней спиной и склонился над столом, ярко освещённом огромным круглым светильником.