Скиталец. Флибустьерское синее море
Шрифт:
– Подожди, я осмотрюсь, умоюсь.
– Ладно, давай.
В сердце капитана звучали строки.
Там я помню весна,
Воробьи пьют из лужи
И стоит у окна
Та, которой я нужен.
Ворочусь я домой,
Разорвав цепи боли,
Обретая покой,
Стану пленником воли.
На вершине горы
Я закат встречу жизни.
Свет угасшей зари,
И печаль моей тризны.
Я еще не прошел
Все дороги мирские
И с богами за стол
Пусть садятся другие
Пусть
Торопиться не буду.
У меня долгий путь,
Я блуждаю по кругу.
Свен прошел по комнате, прикоснулся рукой к посудному шкафу, то ли проверяя на месте ли он, то ли здороваясь с ним. Подошел к большому обеденному столу. Оперся на него руками. Здесь, вот здесь, он когда-то сидел, а рядом она. Вокруг веселые шумные друзья. Друзья, которых он почти не помнит, которые забыли его. Потом капитан подошел к неуклюжему пузатому телевизору. Положил на него сверху ладони. Снова здоровался. Повернулся к креслу. Подошел к нему. Он здоровался с этими вещами. Погладил спинку кресла, похлопал ее. Пошел к двери в свою комнату, остановился.
Замер возле закрытой двери. Там был его рабочий стол. Там столько времени провел он рядом с ней, со своей женой. Но сейчас он не решился открыть эту дверь. Он просто стоял. Стоял долго. Повернулся и пошел к комнате сына. Переступил порог. Постоял, оглядывая комнату.
– А у тебя тут очень неплохо. Мило.
– Мне самому нравится, папа.
Свен прошел к постели, присел на нее, провел по подушке ладонью, словно гладил. Сидел и молчал. Потом взял с тумбочки плюшевого мишку, подержал его, прижал к своему лбу. Тихо что-то шептал этой игрушке. Посадил его обратно на тумбочку. Провел рукой по его голове и пальцем коснулся носика-пуговки. Встал и вышел из комнаты.
Зашел в ванную, встал перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Он смотрел на самого себя и не узнавал. Там, в этой стеклянной поверхности, он не находил себя. Открыл воду, еще раз посмотрел на свое отражение. В уголках его глаз что-то предательски блеснуло. Свен набрал в ладони воды и плеснул в лицо. Водопад влаги с его ладоней смыл чуть намечавшиеся ручейки горечи.
Заходя на кухню, встал, как обычно на пороге, оперся рукой на косяк.
– Папа, давай, садись.
– Сказал Данька, - Мать кашу сварила. Будешь?
– Конечно, Даня, буду.
– Свен прошел, сел за стол, и они начали завтрак.
– Папа, тебе грустно, да? Ты расстроен?
– Нет, сынок, не расстроен. Вовсе нет. Может быть, немного, но не до такой степени, парень Чердачная балка - это для дураков, а веревка и рея на испанском корабле - это для неудачников. Я не из них. Так что ты не беспокойся.
– Пап, мы сейчас позавтракаем и куда направимся?
– Не знаю, Даня. Я как-то отвык от этого мира. Решай ты, на правах хозяина. Можно просто пройтись по городу, посмотреть, как он изменился.
– Я сейчас позвоню Гришке. Это мой друг. Я тебе о нем рассказывал. Если отец оставил ему машину, мы проедем по городу. Так мы больше увидим, да и ходить пешком по городу как-то стремно.
– Я согласен. Идея хорошая.
– Как хотелось ему пойти на свидание с этим городом, со своей жизнью.
Данька набрал номер друга.
– Гриша, это ты?
– Хорошо бы Гриша был свободен, вдруг родители его запрягли.
– Я, а кто еще?
– Откликнулся друг и
– Гриша, выручить сможешь? Ты чем занят?
– ну, кажи свое...
– Ничем.
– Молодец, этих слов я и ждал от тебя.
– Тебе отец машину оставил?
– Еще один важный вопрос.
– Оставил. Ключи на столе валяются.
– А ты можешь нас покатать?
– Кажется, все складывается удачно.
– Могу. А куда ехать?
– Ему было без разницы, но интересно.
– Просто по городу.
– Могу. А кого, нас?
– Чего там задумал Даня.
– Гриша, - сказал Данька, - У меня отец приехал.
– Отец?
– Не понял вначале Гришка, - Это твой родной отец? Так бы и говорил сразу. Я сейчас прилечу. Выходите.
– Это капитан Свен.
– Уточнил Данька.
– Сам капитан Свен!
– Не всякий раз удается встретиться с настоящим пиратом. Это круто.
– Я уже выезжаю. Мчусь!
– Одеваемся, спускаемся вниз. Сейчас Гришка подъедет.
– Сообщил Данька отцу.
Они оделись и вышли на заснеженную улицу. Морозный воздух, кругом белизна. На ветках деревьев снег. Эти деревья сейчас походили на цветущую вишню. На утоптанной дорожке прыгают голуби и воробьи. Собирают крошки. Рыжий хитрый кот заметил их. Крадется. Прижав брюхо к утоптанному снегу. Напряженный хвост, уши торчком. Кот подкрался. Замер на минуту. Бросился на добычу. Птицы вспорхнули вверх. Кот замер, почувствовал, что за ним наблюдают люди, посмотрел в их сторону, вздернул гордо голову вверх, всем своим видом показывая, что он вовсе не хотел ловить этих птиц. Они ему не нужны. Он только хотел их прогнать. Кот стрехнул с лапки снег и пошел дальше по своим очень важным кошачьим делам.
Подъехала машина, из нее вышел Гриша и пошел к ним.
– Привет, Данька.
– А сам смотрит на капитана.
– Привет. А это мой отец, знакомься.
– Капитан Свен?
– Спросил Гриша.
– Капитан Свен.
– Представился Александр. Они пожали друг другу руки.
– Я представлял вас не таким, - смущенно сказал Гриша.
– А каким ты меня представлял? Наверно, думал увидеть Джона Сильвера?
– Нет, я думал, что вы другой. Не такой обыкновенный.
– В самом деле, так просто в этом человеке не признаешь морского разбойника.
– Каким я могу быть, ведь я отсюда родом. Такой же, как вы, только старше, - усмехнулся, - обыкновенный пират. Разбойник, чьи руки по локоть в крови, а глаза отливают цветом золота чужих сундуков.
– Нет, какой вы пират. Вовсе не похожи. Садитесь, поедем.
Они сели в машину. Внедорожник тронулся с места.
– Куда едем?
– Спросил Гриша у Свена.
– Все равно. Я хотел город посмотреть. Я его забыл. Придется знакомиться заново.
– Сказал Свен.
Они выехали с Тракторной улицы, свернули, проехали мимо троллейбусной остановки. Сейчас для Дани эта Тракторная улица и остановка светились иным светом. Он ехал здесь рядом с отцом в одной машине. Парни сидели на переднем сиденье, а капитан сзади. Свен смотрел на эти улицы сквозь окно автомобиля. Идут люди, торопятся по своим делам. Он был когда-то одним из них, таким же, как они. А сейчас он смотрел на них через стекло, и не только стекло отделяло его от этих людей. А время, жизнь. Он был для них чужим, чужим и ненужным. Они, наверно, и не заметили бы его в этой суете. Чужой, совсем чужой.