Сколько ты стоишь?

Султан Лия

Роберт бросает на него быстрый косой взгляд и тут же вспыхивает.

– От любимого значит?
– цедит сквозь зубы и я, кажется, слышу, как у него челюсть хрустит.

– Постоянные клиенты для меня всегда самые любимые, - упираясь ягодицами в подоконник, выставляю ладони вперед и тут же упираюсь ими в грудь Роберта, нависшего надо мной.

– Это снова твоя игра слов, да?

– Какая игра слов?
– делаю невинное лицо.

– Или ты все еще на меня обижена?

– Хмм, прикладываю палец к щеке в задумчивости.
– Может быть.

– Хорошо, - втягивает воздух носом и с шумом выдыхает.
– Как мне загладить

свою вину?

Чуть не сказала ему “поцелуй меня”, потому что в памяти вспыхнула то сцена в лифте, то у машины на рассвете, а тело сию же секунду отреагировало, как собака Павлова на лампочку.

Воспользовавшись моим замешательством, Роберт поднимает руку, заправляет длинную прядь за ухо, проводит ладонью по щеке и поддевает пальцами подбородок, заставив смотреть на него. Прочитав в них мое молчаливое согласие, мужчина бережно касается моих губ и меня уносит этим невинным, нежным поцелуем в дальние дали. Но затем Зейферт быстро меняет тактику, кладет ладони мне на талию и рывком сажает на широкий подоконник. Теперь он целует дерзко: оттягивает нижнюю губу, вводит язык глубже, проводит им по небу, ласкает, дразнит и все больше возбуждает. Боже, как этот немец целуется!

Постанывая и ерзая на белой матовой поверхности, я смелею, пальцами цепляюсь за рубашку и захватываю кончик галстука и тяну его на себя. Ему моя смелость очень нравится. Его она только раззадоривает. И к моему изумлению, меня будоражит все, что он сейчас делает.

Когда мы оба понимаем, что воздуха осталось слишком мало, разрываем связь и учащенно дышим столкнувшись лбами. Его руки на моей спине, моя правая - обнимает его за шею, левая - упирается в подоконник.

– Это вместо цветов. Подойдет?
– вполголоса спрашивает, вызывая своим голосом с акцентом новую волну мурашек.

– Годится, - улыбаюсь, глядя в его глаза.

– Пойдешь на свидание?

– Пойду. Только отпущу водителя.

Роберт, как кот, объевшийся сметаны, расплывается в улыбке и помогает мне спуститься с окна.

Вскоре мы сидим в милом итальянском ресторане рядом с нашим домом. Большинство гостей устроились на летней террасе, а мы сели в дальнем зале, где всего четыре столика, а занят только наш. Приглушенный, но вместе с тем приятный, теплый свет создает атмосферу уюта и защищенности. Официант зажег на столе свечи в прозрачных стаканах, что еще больше расслабило меня, настроив на свидание с мужчиной, которого еще несколько дней назад я бы и на пушечный выстрел не подпустила. Но сейчас мы сидим напротив друг друга, ловим взгляды, говорим и слушаем. Мне удивительно хорошо и спокойно рядом с ним

– Получается, у нас есть одна общая черта, - замечаю, взяв в руки бокал с водой и сделав маленький глоток.
– Мы оба единственные дети.

– Да, только мой отец бросил семью, - даже кривая ухмылка идет ему и ничуть не портит.
– После развода родителей я его не видел.

– Мне жаль. Правда.

– Ерунда. Я его даже не помню. Меня воспитал отчим, уже в Германии. Его звали Райнер и он был очень хорошим человеком.

– Был? Он умер?

– Два года назад от инфаркта. Он был старше мамы на 12 лет, признал и усыновил ее сына, дал ему свою фамилию.

– Так ты Зейферт по отчиму?

– Да. По отцу я Шиллер.

– Подожди, - поставив бокал на стол, подалась корпусом вперед, - а как мама тебя вывезла? Там же нужно было согласие отца?

– Ну он был не самых честных правил и попросил

денег за то, чтобы отказаться от родительских прав.

– Тебе это мама рассказала?

– Нет. Я слышал, как это обсуждали мама с бабушкой ночью. Они думали, что я сплю. А я не спал. Шиллер много пил, перебивался случайными заработками, а это был девяносто четвертый. Бабушкины родственники собрались эмигрировать в Германию и мама тоже захотела. А бабушка любила Алма-Ату и плакала, когда уезжала.

– Твоя мама очень смелая женщина! Восхищена! Бросить все и уехать в незнакомую страну с ребенком - это сильно!

– Да, она очень сильная. Скоро приедет, кстати. Уговорил ее все-таки.

– А что так? Не хотела?

– Есть такое. Что-то у нее здесь случилось перед переездом и она почему-то мне всегда говорила, что в Алматы опасно.

– Интересно, - протягиваю я.
– Но знаешь, она в 90-е здесь жила, а в это время на всем постсоветском пространстве было опасно. Мой папа умер в 94. Бандиты пырнули ножом.

– Я знаю, - загадочно кивает он.

– И как много ты еще обо мне знаешь?
– сказала и остановилась, вперив в него пристальный взгляд.

– Достаточно.

Усмехнувшись, вновь подношу ко рту пузатый бокал и замечаю, как он задумчивоа устремил глаза на мои губы, а спустя мгновение потянулся к воротничку и поправил его, прочистив горло. Милый, милый Роберт.

После ужина мы не спеша идем к моему дому через сквер у оперного театра. Фонтан, подсвеченный розовым и фиолетовым, шумит на прохладном ветру и я, скрестив руки на груди, слегка ежусь. Заметив это, Роберт снимает с себя пиджак и бережно набрасывает его на мои на плечи. Чуть задерживается, приобнимая и оставляя теплый поцелуй на щеке и щекоча своей щетиной. Мы снова говорим обо всем: обо мне и о нем, о его жене и моем муже, о дочери, истории, экономике и живописи. И когда мы, к моему сожалению, доходим до подъезда четырехэтажного серого дома, он целует меня на прощание так потрясающе, что я боюсь дать слабину и позволить ему остаться.

– Может, на кофе пригласишь?
– внезапно шепчет Роберт.

– Много кофе вредно для здоровья, - отшучиваюсь.

– А кое-что для здоровья очень полезно, - с улыбкой на устах, намекает он.

И сейчас я очень хочу обнять его и спрятаться за ним, как за скалой, почувствовать его силу и близость. Но вместо этого смотрю в его медовые глаза и признаюсь:

– Роберт, я не готова. Ты слишком торопишься.

– Понял, - соглашается он, ничуть не расстроившись.
– Я буду ждать.

– Спасибо.

Глава 21. Хочу ее купить

Месяц спустя

Индира

– Индира, это просто потрясающе! Ты - самая красивая, я в восторге. И такая нежная, - Зара с горящими глаза восхищенно тараторит и обнимает меня.
– Все именно на твоей фотографии останавливаются дольше всех!

– Не выдумывай, - отмахиваюсь я.

Когда я сказала Заре, что сегодня в новом алматинском арт-центре открытие выставки “Женщины-цветы” фотографа Кадыра Сулеймана, она переполошилась, и прибежала. Кадыр - личность известная и талантливая, а я снялась для него по старой дружбе.