Сколько ты стоишь?

Султан Лия

Мы с бабушкой переехали в район, который назывался “Иссыкские дачи”, а мама приезжал на выходные. Еще бабушка возила меня к какой-то старушке на окраине, что шептала надо мной какие-то молитвы и обматывала мою голову повязкой с сырым яичным желтком. Я сопротивлялся, морщился, но бабушка умоляла меня потерпеть и говорила, что так голова будет меньше болеть. Что интересно, так и случилось.

Про папу я не спрашивал. Он меня не искал и я постепенно стал его забывать. Отчего-то без сожаления. А теперь, спустя почти тридцать лет, я понимаю, что к этому привела череда ужасных событий, отголоски которых долетели до

нас сегодня и разбили то хрупкое и прекрасное между мной и женщиной, которую я люблю.

– Ты быстро, - тяжело вздыхает мама, открыв мне дверь.

– Хотел бы еще быстрее. Мое терпение на исходе, - прохожу вглубь номера и смотрю на то, как мать обессиленно садиться на край кровати и обхватывает голову руками.

– Я думала, что ты никогда не узнаешь. Думала, унесу эту тайну в могилу.

Сажусь на корточки, беру ее ледяные руки в свои и смотрю в глаза. Словно я снова маленький мальчик, который ищет во взгляде мамы любовь, нежность, одобрение. Правду, наконец.

– Ну разве это тайна, когда о ней знает кто-то еще?
– спрашиваю я.

– Какова была вероятность встретить эту семью спустя столько лет?
– вымученно улыбнулась мама.
– Я пыталась забыть. Райнер даже нашел для меня хорошего психолога. Боль и чувство вины притупились, но сегодня я расковыряла старую рану. Знать, что по твоей вине умер невинный человек - очень тяжело. Это слишком непосильная ноша. Мой крест, который я полжизни несу.

– Что тогда случилось? Расскажи мне всё.

– Господи, - отстранившись, мама зарывается пальцами в волосы и оттягивает их.
– Ну что рассказать?

Что? Многое я и так знаю. Что родители познакомились молодыми, им обоим было по 22. В 81-м в Алматы на гастроли приехал немецкий театр из Темиртау - есть такой город в Казахстане. Мой отец - Вадим Шиллер - был, как говорила мама, из “золотой молодежи”, потому что отец работал в Министерстве экономики, а мама была заведующей ведомственным санаторием в горах Алматы. У их единственного сына было всё, вот только после их кончины - а ушли они один за другим в самый разгар перестройки - он не знал, как жить без их помощи. Голова у него, правда, работала и они с другом занялись коммерцией: привозили товар и машины из Европы. Поначалу все шло хорошо, но потом друг кинул его на большие деньги и сбежал за границу. А на папе остались все долги, который он закрыл, продав родительскую трехкомнатную квартиру в самом центре тогда еще столицы.

– В то лето мы втроем жили в бабушкиной квартире, а она сама на даче. Был такой дачный городок “Широкая щель”. А может и сейчас до сих пор есть, - вздыхает мама.
– Вадим стал много пить. Очень много. Потом у меня из кошелька начали пропадать деньги, а из дома - вещи. Ценные вещи моих родителей. Жить стало невыносимо. У него и так был непростой характер, чувство превосходства, безнаказанности. А алкоголь все усугубил. Он как с цепи сорвался и однажды напал на меня. Ты хотел меня защитить и Шиллер толкнул тебя. Ты упал, ударился головой о батарею. Увидев, что у его единственного сына голова в крови, он трусливо сбежал. А дальше ты попал в реанимацию.

– Почему я этого не помню?

– После травмы у тебя была кратковременная амнезия, но потом оказалось, что твой мозг заблокировал любые воспоминания о Вадиме. Когда он впервые ударил тебя, я подала на развод, сменила замки

в квартире и сказала, чтобы он не приближался к нам. Квартира мамина, он к ней отношения не имеет, поэтому участковые пару раз увозили его. Потом нас, наконец, развели и на какое-то время он пропал. Позже он сошелся с какой-то женщиной…Собутыльницей. Но не знала, что она его подсадила на наркотики.

– Наркотики? – глотаю ком, который скатываясь по пересохшему горлу, больно режет стенки.

– Героин. Но это я узнала уже после того, как пришла к нему с просьбой подписать документы о твоем вывозе. К тому моменту я уже настроилась эмигрировать. Шиллер понял, что я продала квартиру и потребовал денег за свою подпись. Я ему заплатила и получила то, что хотела. Но этого ему оказалось мало. Как он потом рассказал в суде, он следил за мной в тот день. А я ходила к нашей бывшей соседке за вещами, которые у нее оставила. Когда я вышла, уже стемнело. В арке он нагнал меня, прижал к стене и приставил нож. Был не один, а с дружком. Таким же наркоманом, как и он. Шиллер начал шантажировать меня, что найдет тебя, похитит, накачает чем-то, если я не заплачу ему еще. Он так скатился, Роберт. От Вадима, которого я знала когда-то ничего не осталось. Я очень испугалась и начала кричать, звать на помощь. И вдруг дышать легче, потому что в арку забежал милиционер, оттащил Шиллера, повалил его подельника. Началась драка, неразбериха и…- мама начала задыхаться от слез и я метнулся к маленькому холодильнику, достал оттуда бутылку воды и протянул ей. Она дрожащими пальцами приняла его и сделала большой глоток.

– Милиционер - это отец моей Индиры?
– спросил я, сев рядом с мамой.

– Да. У меня до сих пор перед глазами стоит этот ужас. Шиллер ударил его ножом в живот, а мужчина прижал ладонь к ране и согнулся пополам. Они сбежали, а я осталась с ним и снова кричала, чтобы кто-нибудь вызвал скорую. Мимо проходил какой-то мужчина, он видел драку и помог мне. Но было уже слишком поздно. Милиционер - его звали Шакен - умер до приезда скорой.

– А Шиллер?

– Его поймали и посадили на десять лет. Из-за суда мы выехали в Германию позже.

– Мама Индиры настроена против нас, – говорю, глядя прямо перед собой. Понимание того, что я - сын убийцы, больно давит все распирает.
– И я теперь понимаю, почему.

– Она до сих пор меня не простила, хотя я приходила к ней после похорон, - всхлипывает мама.
– Хотела убежать от прошлого, но оно все равно меня настигло. Что ж, правда больно щелкнула меня по носу.

– И меня. Индира решила расстаться. Попросила дать ей время.

Мама резко повернула голову и впилась в меня своим фирменным взглядом. Только в этот раз, я не мог разобрать, что она в этот момент думает и чувствует.

– Можешь теперь успокоиться. Ты же этого хотела, когда привезла с собой Грету с Эмилией?

Не промолчал, хотя хотел. Эти слова сами собой вырвались и сделали ей больно. Пусть это и правда, но имел ли я на это права, зная, на что пришлось пойти маме, чтобы подарить мне другую жизнь?

– Я…я, - впервые вижу маму такой растерянной.
– Я не знаю, что тебе сказать.

– Ну а что ты скажешь? Ты привезла с собой мою дочь и бывшую жену, хотя я говорил тебе, что хочу познакомить тебя с любимой девушкой. Но нет, ты опять сделала так, как считаешь нужным ты.