Скопец, сын Неба

Юрченко Сергей

– Не только. Люди женятся, и чужие друг другу до этого, они становятся одним целым. И все у них оказывается общим: имущество и жизнь, и общие радости, и общие печали.

…Иешуа кружит младшего брата вокруг себя, и тот звонко хохочет…

– И любят они друг друга, и ненавидят, и ссорятся, и ревнуют, и не могут расстаться. И нет в этом свободы. Все это мясо.

– Мясо? - упавшим голосом повторяет Мария.

…Детвора принимается за прерванную игру. Иешуа дает малышу бросить камешки, и все смеются над его неуклюжими действиями…

–

Мясо, - подтверждает задумчиво Иисус. - Среди которого я умираю с голоду.

…озорной малыш бросается наутёк. Старший брат, на попечении которого он остался, гонится за ним. Детеныш находит лужу и плюхается в нее…

Иисус поворачивается к Марии и видит ее потрясенное лицо. Он приходит в себя и сожалеет о своей нечаянной и жестокой исповеди. Он гладит отечески девушку по голове.

– Не печалься, дитя. Все кончается Царством Небесным.

Она ловит его руку, прижимает ее к груди и горько плачет.

– Все кончается Царством Небесным, - беспомощно и сострадательно повторяет Иисус.

Она верит ему, верит всем сердцем. Но как это горько!

В это время во двор из дома выходит Иоанн. Ему не спится средь бела дня. Он видит Петра с Марфой у печи, Матфея за столом с книгой, близнецов с бар-Толомеи на ложе под тентом и идет к чану, в котором юный Иосиф гоняет свой кораблик.

– Хорошая лодка, - хвалит Иоанн его игрушку.

– Это Петр сделал, - хвалится подросток.

– Петр знает в этом толк, - подтверждает юноша.

Он зачерпывает в пригоршню воды и освежает лицо после дневной дремоты. Кораблик бьется на волнах от вызванного им возмущения на водной глади.

– Это буря, - шепчет Иосиф, заворожено следя за колебаниями судна, которое вот-вот перевернется.
– Мой отец погиб в такой буре, - сообщает он.

– Сочувствую.

Подросток боится, что его кораблик затонет на дне чана, как затонуло судно его отца в Эгейском море. Старший Иосиф, которого он никогда не видел, представляется ему мифическим мореплавателем, как аргонавты. Мальчику хочется увидеть настоящее море, которое поглотило его отца. Иоанн треплет его по голове и выходит на середину двора. Он смотрит по привычке на небо, - нет ли там чего-то нового для него. Весеннее солнце одинаково ласково ко всем. Ему не дают покоя слова, несколько раз произнесенные Иисусом о том, что, по крайней мере, один из его учеников должен увидеть Царство Небесное прежде смерти. Иоанн также страстно хочет увидеть свое небо, как мальчик Иосиф - море отца. Сзади к нему подходит Петр и дружески обнимает его за плечи. Рыбаку некуда деть охватывающую его нежность. Он не может отдать ее Марфе: она - вдова, а он женатый мужчина, который нехорошо ушел из дому.

– Что, ты Петр? - отзывчивый на ласку, с улыбкой спрашивает юноша.

– Так, ничего. Хороший ты человек, Иоанн.

– Ну и что?

– У меня настроение отличное. Хочется сделать что-нибудь доброе.

– Сделай.

– Что?

Иоанн пожимает плечами.

– Как ты думаешь, - спрашивает он, - кого

имел ввиду учитель, когда сказал, что кто-то из нас не умрет.

– Тебя, конечно!

– Почему? - притворно удивляется польщенный юноша.

– Ты его любимый ученик. Ты сидишь справа от Иисуса.

– А тебя он считает старшим. Ты преломляешь хлеб за столом. Ты - камень, который он положил в основание. А учитель любит камни. Он и себя иногда называет камнем. Помнишь, как он сказал в доме Захарии: “Бог благ, а я – камень”?

– Не помню, - признается Петр. - Трудно все упомнить, что он говорит. А иногда и понять его невозможно. То он говорит: Царство Небесное силой берется. То: Царство Небесное даром дается. Как это понять?

– Может, он говорил об избранных? О пророках? О праведниках?

– Разве они даром его получают? Даром - когда ни за что. Иохонан разве даром его получил? А брат Марфы, этот Лазарь, который умер в мучениях, даром? Вот Иисус избрал нас. Если мы получим Царство Небесное, разве это будет даром? Мы оставили все свои семьи, дома, стали нищими бродягами. Разве это даром?

– Нет, - соглашается Иоанн.

– А кому же даром?

– Не знаю. Давай спросим у него.

– Он последнее время на все сердится. Его лучше не спрашивать. Вот зачем мы идем в Иерусалим?

– Он же сказал, что не оставит камня на камне от Синедриона. Будет битва!

– Если так, то другое дело. Я готов сражаться за истину и за Мессию.

– И я готов умереть с ним!

– Опять смерть? Не говори о смерти. Не люблю я этих разговоров, - досадливо отмахивается Петр. - К чему они? Говори, не говори - она придет в свое время.

– Пожалуй, - опять соглашается юноша.
– Но хочется узнать заранее, как все будет.

– А мне не хочется. Если знать заранее, когда умрешь, и как это будет, то жить не захочется.

– Но учитель знает. Он - Мессия.

Они стоят посреди двора в Вифании в нескольких километрах от Иерусалима за два дня до распятия и три дня до Пасхи.

– Вон Иуда, - говорит Петр.
– Давай его спросим, что он думает.

В самом углу сада под гранатовым деревом, покрытым алыми бутонами, сидит Иуда. На коленях у него денежный ящик и какой-то свиток.

– У Иуды?
– Иоанн скептически морщится. - Если спросить его, сколько мы проели за это время, он точно скажет.

– Пойдем,- решительно произносит рыбак.

Они направляются внутрь сада. Иуда, заметив их приближение, неспешно сворачивает свиток и убирает в эбеновый пенал. Он слегка раздосадован их появлением и вопросительно смотрит на них.

– Иуда, - почти надменно спрашивает юноша, - вы верите, что Иисус - Сын Божий.

– Он никогда себя так не называл, - холодно отвечает тот.

– А как же он себя называл?

– Сыном Неба.

– Это - то же самое. Иногда он говорит “Сын Неба”, иногда “Сын Бога”.

– Никогда!

– Откуда ты знаешь?
– вопрошает Петр, тоже задетый такой категоричностью.