Скопец, сын Неба
Шрифт:
– Моя харчевня известна на всю округу. У меня однажды обедал даже царь Антипа Ирод.
Иисус смотрит на скованного Иоанна и произносит:
– Давай для начала поужинаем. Ты ведь хочешь есть?
Юноша невнятно кивает головой. Еще недавно он очень хотел есть, но теперь его аппетит стремительно тает. Они садятся за стол: Иоанн с Иисусом спиной к входу, Иуда напротив них у стены. Он по-хозяйски кладет руки на стол и говорит сирийцу:
– Нам нужен хороший ужин.
– Имеется баранина: свежая, сочная, только что с вертела.
– Она у него идоложертвенная, -
Иуда смотрит на сирийца.
– Не сомневайтесь, господа. Барашек зарезан по всем иудейским правилам. Я чту местные порядки и даже сам подумываю перейти в вашу веру. Только мои друзья-иудеи советуют мне хорошо подумать: иудейский закон строг.
– У тебя есть друзья иудеи?
– Меня знают все в Магдале, приглашают на свадьбы и праздники, - гордо заявляет тот.
Иуда переводит взгляд на своих спутников, показывая, что он удовлетворен ответом. Но Иоанн смотрит исподлобья.
– Что еще найдется у тебя из еды?- спрашивает Иисус.
– Есть чечевичная похлебка, вареные овощи, сыр, оливки.
– Дай нам овощи, сыр и вино.
Вскоре все это стоит перед ними на столе. Иуда разливает вино по чашам, пробует его и морщится: оно прокисло. Иисус тоже пригубляет его и отставляет в сторону. Иоанн к вину не притрагивается. Он вяло берет в рот кусок вареной репы, но она застревает у него в горле. Ему не дает покоя женщина на другом конце стола. Она замечает вновь прибывших путников. Ее накрашенный рот хищно улыбается Иоанну. Они встречаются взглядом, - и душа узнает душу. И женщине, и самому Иоанну мгновенно становится ясно, что он - не грозный пророк, а перепуганный мальчишка. И если сейчас эта женщина подойдет к Иоанну, а она легко может это сделать, ее порочность подавит его чистоту. У него не найдется сил гневно встать и сказать: отойди от меня, вавилонская блудница, - он будет сидеть и дрожать от страха и отвращения. И действительно, у Иоанна начинается мелкая нервная дрожь. Почему так? Ведь он прав!
– Учитель, уйдем отсюда,- просит он.
Иисус перестает жевать сыр, смотрит на Иоанна, на парфян, на блудницу спокойным мужским взглядом и мягко произносит:
– Мой мальчик, это всего лишь постоялый двор. Они всюду таковы. Не место оскверняет человека, но человек место.
Как приобрести Иоанну эту мудрую невозмутимость, эту цитадель мужества? Где отыскать этот панцирь, защищающий Иисуса от мира?
С ним начинает происходить что-то невообразимое. Иоанну хочется плакать. В этой сумрачной магдальской харчевне он словно чего-то лишился и стал ничтожной былинкой в этом чудовищном мире. Где же Бог? Бог, которому не безразлична жизнь каждой былинки. Господи, дай мужество одной из твоих былинок по имени Иоанн. Но Бога нет в этой харчевне. Он не заглядывает в капища и вертепы. Иоанну хочется спрятаться в какую-нибудь раковину, уйти от этого мира в глухомань и вновь обрести себя.
– Учитель, уйдем отсюда, - слезно молит он.
Иисус с сомнением смотрит на юношу: не пресечь ли ему эти щенячьи страдания, - но Иоанн вот-вот расплачется.
– Что же, пойдем.
Он вопросительно смотрит на Иуду.
Тот пожимает плечами.
-
– Хорошо, - соглашается Иисус и встает. - Встретимся утром.
– Подожди, - останавливает его Иуда, снимая с себя пуховой платок.- Тебе он пригодится больше.
Иисус с Иоанном исчезают в дверном проеме, который словно покрыт занавесом из дождевых струй.
Харчевник провожает их своей неизменной кривой усмешкой. Мужчина ищет уединения с красивым юношей. Что ж! Он видел и такое. Но зачем идти для этого в конюшню? У него достаточно комнат. И он не сторож своим постояльцам.
Его подзывает оставшийся гость.
– Так ты говоришь, мясо у тебя кошерное?
– Клянусь Баалом и Астартой!
Иуда коротко усмехается.
– Не за такие ли клятвы тебя лишили глаза?
Сириец начинает сердито сопеть.
– Негоже смеяться над увечьями других тому, кто сам с увечьем. Я заметил, господин, что у вас одна нога тоже не такая же, как другая.
Иуда гневно всматривается в его обезображенное лицо и смягчается.
– Ладно, оставим наши увечья. Давай свое мясо. И подай хорошее вино вместо этой кислятины. Бурду из репы тоже убери. Еще мне нужна комната.
– У меня много свободных комнат. Нашлось бы место и вашим друзьям, - замечает сириец.
– Зачем идти на холодный двор?
Иуда пропускает эту реплику мимо ушей и продолжает:
– Пусть поставят в комнату жаровню и хорошо протопят.
– Я прикажу.
– Еще мне нужен чан с теплой водой и оливковое масло, тоже подогретое.
– Каких размеров чан нужен?
– Чтобы помыться и попарить свои ноги.
– Будет сделано. Но это стоит денег.
– Конечно, - Иуда достает из-за пояса три динария и бросает их на стол.
На харчевника вид денег производит благостное впечатление. Сгребая их со стола, он добавляет:
– Я могу прислать господину за отдельную плату молоденькую девушку, которая согреет его своим телом.
– Вот эту? - Иуда кивает на раскрашенную жрицу любви.
– Нет. Совсем юную и чистую.
– Не нужно. Я не царь Давид, чтобы греться юными девами. Сделай, как я сказал.
– Сейчас распоряжусь,- сириец забирает со стола кислое вино и блюдо с репой.
– Постой,- останавливает его Иуда.- У твоей девушки крепкие руки?
– Руки? Да, крепкие. И все остальное тоже… крепкое.
– Сможет она размять мои кости?
– Конечно, господин. Сразу помолодеете на двадцать лет.
– Мне нравится мой возраст,- холодно обрывает его Иуда.
– Конечно. Отличный возраст для мужчины. Я не имел ввиду, что вы стары. Просто так принято говорить…
– Хорошо. Пришлешь ее попозже. А на утро нужен будет приличный завтрак для троих.
– Курица вас устроит?
– Вполне.
Широкий караванный путь от Армении и Парфии через Сирию вдоль Галилейского озера и Иордана до Мертвого моря и далее в Аравию и Египет пролегает мимо Магдалы. Рассветное солнце красит воды Галилейского озера. Вдоль этого серебристого фона движутся три человеческие фигуры: