Скорость

Рыбин Анатолий Гаврилович

Совсем еще новый тепловоз, лаская взгляд старого машиниста ярко-зеленой окраской, плавно сходил с поворотного круга. Другой тепловоз только что застыл у контрольного поста. Но двигатели его работали. И чуть приметные струйки газа, едва отрываясь от выхлопных труб, дробились в горячем воздухе.

Вдали на маневровой горке чадил единственный паровоз. Дым вымахивал из его трубы то сизый, то черный, но тут же отваливал в сторону, за пакгаузы.

Александр Никифорович протер глаза, чтобы получше разглядеть тепловоз, который подавали теперь от контрольного поста к самому длинному грузовому составу. Маневровый паровоз как бы затаил

на минуту дыхание, пропуская мимо себя грациозную машину. Дым над его трубой вдруг побелел и торопливо растаял на фоне синего с желтоватым отливом неба. Потом до слуха Александра Никифоровича донесся троекратный сиповатый гудок:

Ту-у!!! Ту-у!.. Ту-у!..

«Салют, значит», — подумал он, добродушно почесывая затылок. И словно в подтверждение этой его мысли, тепловоз ответил на гудок могучим голосом сирены, от чего сидевшие на крышах вокзала и депо голуби мигом взлетели.

Старый машинист волновался. Приятно было сознавать, что панорама родного железнодорожного узла изменилась неузнаваемо. Ведь каких-нибудь пять-шесть месяцев назад здесь еще безраздельно царствовали паровозы. И все вокруг: крыши зданий, асфальтовый настил перрона, мост покрывали сыпучая угольная гарь и копоть.

Вспомнил Александр Никифорович, как провожал на обкатку первый тепловоз, полученный с Коломенского завода. Почему-то показался он тогда старому машинисту уж очень интеллигентным, никак не подходящим для тяжелой работы. Даже не верилось, что маленькие тепловозные колеса, не имеющие мощного дышлового устройства, потянут за собой такой же состав, какой тянули великаньи колеса паровоза.

Но все эти сомнения давно рассеяны. Красивые «интеллигентные» машины оказались очень старательными и довольно быстро сделались полными хозяевами узла. И, главное, по-прежнему остались чистыми, привлекательными, любо-дорого посмотреть. Правда, и машинисты стали другими. Заботятся теперь о локомотивах не хуже, чем о себе. А сколько пришлось ему, Сазонову-старшему, скандалить с молодежью, чтобы добиться настоящего порядка. Даже родной сын Юрий не раз кричал: «Ты, батя, через край не перехлестывай, мы сами с усами». Конечно, усы у него пробились. Отрицать не приходится. Но ведь и ветра в голове еще немало. Чуть зазевайся отец, сразу тебе какая-нибудь история. Придумал же поддерживать борьбу за сменную езду на тепловозах. А того не желает понять, что при такой езде полная обезличка получается, бесхозяйственность. И газета еще масла в огонь подлила своим ненужным утверждением, что, дескать, сменная езда — могучий резерв транспорта. Нашли тоже резерв. Машины поломать вздумали. Нет, нет, допустить такого нельзя.

Александр Никифорович выпрямился и торопливо зашагал вдоль моста к депо. Ему хотелось потолковать с опытными машинистами, узнать, каково их мнение относительно этой самой сменной. Может, они так же думают о ней, как и он. Тогда незачем волноваться. Пусть себе молодежь пошумит да перестанет.

Ободренный собственной мыслью, Александр Никифорович сперва прошел по цехам, прислушался к голосам людей. Ничего вроде тревожного не уловил. У деповского домика повстречался с Дубковым.

— Здорово, Никифорович! — воскликнул тот, протягивая руку. — Чего домой не заходишь? Забыл адрес, что ли?

— Заходил сегодня, да не застал. А поговорить бы надо, Роман. Больно щекотливый вопрос имеется.

— Что ж, давай поговорим.

Они ушли на другую сторону депо, сели под невысоким топольком на скамейку.

—

Ух, и жара стоит, — расстегнув китель, заметил Роман Филиппович, — хотя бы дождь, что ли, пошел?

Но Александр Никифорович не стал отвлекаться, а сразу же пожаловался:

— Нехорошее дело, Роман, заваривается. Уж какой день Юрка вертит пластинку насчет сменной езды. А тут еще газета подпевать начала.

— Пусть подпевает, — сказал Дубков.

— Как это «пусть»? — дернулся всем телом Александр Никифорович. — Вредная агитация! Ежели не пресечь вовремя, с толку сбить может.

— Одного может, а весь коллектив не собьет.

Александр Никифорович плохо понимал собеседника. Ему казалось, что тот просто не желает вникнуть в существо разговора. И он продолжал доказывать:

— Сегодня Юрка заявил, что на летучке вопрос этот ставить собирается. Ты знаешь?

Дубков утвердительно кивнул:

— Да, Никифорович, будем ставить.

— А зачем?

— Обсудим, как оно должно получиться. По всей дороге обсуждают.

— Значит, и ты с ними? — Сазонов-старший в упор уставился на Дубкова. И прежде чем тот успел произнести хоть слово, засыпал его упреками. Припомнил сразу все: и происшествие с паровозом Петра Мерцалова, и то, как сам часами не отходил от тепловозов, заставляя бригады вычищать каждый малый винтик.

— А теперь, значит, грязни, ломай, отвечать некому.

— Почему же некому. Все будем отвечать.

— Ну, да, Ванька за Саньку, Санька за Ваньку. Круговая порука. Погибнут машины, Роман. Поверь моему слову. Когда-то уже заводили такую карусель. Ты ведь знаешь.

— Знаю, — подтвердил Дубков. — Но тогда, может, не так заводили. Подумаем, обсудим. Приходи!

— Нет, Роман, не бери грех на душу. Ну как можно такую деликатную технику оставить хоть на день без хозяина. Разорим транспорт.

Дубков снова попытался возразить. Но Александр Никифорович и слушать не хотел. Он достал из кармана платок, вытер лицо, шею и, зажав платок в суховатом кулаке, твердо заявил:

— Не согласен.

— Вот и выскажешься на летучке, — посоветовал Дубков.

— Эге, выскажешься! Там разве дадут рот открыть. Там… — Александр Никифорович встал, резко повернулся и уже на ходу погрозил: — Я не оставлю этого, Роман… Я к начальнику пойду!..

Алтунина он разыскал в механическом цехе. Увидел издали, как тот ощупывал пожелтевшие листья двух уцелевших фикусов. Подошел поближе, спросил сочувственно:

— Конец, значит. Отжили?

— Ничего, заведем новые, — уверенно сказал Алтунин и кивнул в сторону расширенных окон. — Вот свету прибавили.

— Знаю. А поможет ли?

— Фонтан еще устроим.

— Какой фонтан?

Только теперь Александр Никифорович заметил, что посредине цеха взломан пол и насыпаны холмики цемента. «Вот это здорово», — подумал он и сразу представил, как тонкие струйки воды, взметнувшись кверху, серебряным дождем засверкают перед глазами рабочих. Что-то вроде сквера получится: работай и слушай, как брызги возле тебя ворковать будут. «Тогда, наверное, и цветы не засохнут», — согласился мысленно Александр Никифорович. И ему стало приятно, что начальник депо так настойчиво борется за порядок и культуру, «Не хочет, стало быть, чтобы люди в грязи да в пыли находились. Вот что значит хозяин. Его-то, пожалуй, не сбить никому насчет сменной работы на тепловозах». И чтобы не оттягивать главного разговора, Сазонов-старший сказал негромко: