Скорость

Рыбин Анатолий Гаврилович

С минуту стояли они и снова смотрели туда, где только что пролетел спутник.

— Эх, и здорово! — сказал Петр, не скрывая восхищения. — Куда скакнули-то, уму непостижимо.

В окно наплывала прохлада, приятно освежала, доносила из степи хмельные запахи чебреца и дикого клевера.

— Спать, может, уже ляжешь? — спросила Лида. — А то еще заболеешь космической бессонницей, и Алтунин спишет тебя с тепловоза.

— Теперь не спишет, — уверенно сказал Петр. — Не то время. Теперь я тоже, вроде космонавта, на новый простор вышел. И способ

езды будет новый. Хватит быть рабами техники.

— Ну, ладно, ладно. Какой ты все-таки непослушный. — Она прикрыла оконные створки и стала вдруг серьезной. — А ты ее не встречаешь, Петя?

— Кого это?

— Не знаешь? Она же здесь, работает в отделении.

— Опять ты о ней, — тяжело вздохнул Петр. — Ну выбрось ты ее из головы, забудь. Приехала и приехала. Ничего особенного. — Он снова привлек Лиду к себе, поцеловал сперва в плечо, потом в губы. Часто и жарко задышал ей в шею. Она хотела еще что-то спросить у него, но только сказала:

— Тише, не разбуди сына…

В комнату еще не успел войти рассвет, как вдруг зазвонил телефон. Петра вызывали в депо. Предстояла поездка.

— Ну вот, а ты не выспался, — сказала Лида, виновато вздохнув.

— Ерунда, — махнул рукой Петр. — Я на сон не жадный. Могу не спать хоть две, хоть три ночи. Не веришь? Вот обожди, докажу… Да ты знаешь, как все-таки будет здорово работать посменно? Сошел с тепловоза, и никакой печали. Отдохнул немного, садись на другой тепловоз. Потом на третий. Все тебе подготовлено. Красота! И, главное, никто не упрекнет: вон, дескать, мерцаловский на ремонт поставили. Прекратится эта «твое», «мое», «его».

— Ничего подобного, — возразила Лида. — Отвечать все равно будете.

— О, да ты тверда, как Алтунин! — улыбнулся Петр.

— Причем тут Алтунин?

— Так ведь он жить без придирок не может. Ему бы только и привлекать машинистов к ответственности.

Лида обидчиво нахмурилась.

— Не говори, Петя, глупостей. Пойдем лучше, я поджарю тебе яичницу.

Стало совсем светло, когда Петр позавтракал и собрался в дорогу Он уже подошел к жене, чтобы поцеловать ее, как вновь затрещал телефон. На этот раз звонил Роман Филиппович. Он сказал, что Евдокия Ниловна сегодня прийти не сможет, и что внука придется доставить к ней. Опуская трубку, Петр грустно вздохнул:

— Ох и надоели эти походы!

— Что же делать? — Лида посмотрела ему в глаза. — Тогда оставь нас сегодня у мамы.

— А как я?

— И ты с нами. Дом просторный. Оттуда и на работу ходить ближе.

— Брось, — вспыхнул Петр. — То плакали, квартиру просили.

— Да разве я просила?

— Ну, я просил. Теперь отказываться, что ли? Другому отдать? Нет уж, этого не будет. Давай Сережку, я сам понесу. И через мост переправлю сам. Только поскорей собирайся.

Утро было тихое и теплое. Дворники подметали улицы, громко шаркая жесткими метлами. Хорошо помытая листва на кустах блестела. Но все это почему-то не нравилось маленькому Сереже. Он бунтовал, невзирая

ни на какие уговоры.

— Эко вы дитя мучаете, — проворчал проворный старичок, отставляя метлу к забору. — Ему бы спать надо!

— Знаем, что надо, — дерзко ответил Петр.

Старичок не унимался:

— Много вы, молодые, знаете, Хотя бы голову ребенку подняли повыше.

Лида молчала. Она только изредка протягивала к малышу руку и поправляла выпадавшую у него изо рта соску.

За мостом Петр передал сына Лиде, сказал с некоторой уступчивостью:

— Ладно, сегодня оставайся у своих. Сама не носи. Я, наверное, поздно приеду.

— Тогда приходи тоже к маме. Придешь?

— Посмотрю.

Он весело подмигнул сыну, поправил сбитую на затылок фуражку и торопливо зашагал по ступенькам моста. На самом верху обернулся, помахал рукой. Лида, не спеша, направилась через площадь к Семафорной.

Евдокия Ниловна встретила дочь и внука с радостью.

— Прибыли, путешественники! Ну и хорошо, что прибыли. Теперь и мне легче будет. — Она тронула себя за поясницу, пожаловалась: — Всю ночь ведь мучилась. Глаз не сомкнула. Только под утро отлегло немного.

— Врача бы вызвать надо, — сказала Лида.

— Зачем он, — отмахнулась Евдокия Ниловна, — От старости еще никого не вылечивали.

— Какая старость, мама? Зачем ты так говоришь?

— Ну хватит, хватит. Теперь все прошло. Теперь мы с Сереженькой смеяться будем.

— А мы и на ночь тут останемся, — сообщила Лида. — От папки разрешение получили.

— Вот и хорошо. Этак, может, и вовсе приживетесь.

— Да я не возражаю, — сказала Лида.

Они посмотрели друг на друга и понимающе улыбнулись.

3

В деповском домике было тесно и душно. Говорили азартно. Одни соглашались с новым способом езды сразу, не подвергая его никаким сомнениям. Другие соглашались, но с оговорками, предлагая сперва организовать более сильный контроль за содержанием техники. Были и такие, которые советовали не торопиться с окончательным решением, а посмотреть, как отнесутся к этому делу в других депо. Категорически возражал один лишь Сазонов-старший. Он сидел недалеко от стола и почти каждому выступающему бросал реплику:

— Легкой жизни ищете? Понятно. А вы бы лучше о машинах подумали! Каково им будет без хозяина!

Алтунин долго молчал, выслушивая мнения машинистов. А когда Мерцалов предложил прекратить разговоры и немедленно одобрить новый способ вождения, Прохор Никитич встал и, как всегда, неторопливо сказал:

— Я полагаю, что прекращать разговор не следует. Да и не в одобрении дело. Нам нужно хорошо понять главное. Ведь сменная езда потребует от машиниста чистых рук и честного сердца. Без этого мы далеко не уедем. Даже с места не сдвинемся. А чего доброго и назад сдадим. Да, да. С фальшивой совестью успеха добиться невозможно. Кто думает иначе, глубоко ошибается.