Скорость

Рыбин Анатолий Гаврилович

Обычно на служебных совещаниях начальник отделения выступал, как правило, после всех и делал нужные выводы. На этот же раз, чтобы подчеркнуть особую серьезность сложившегося положения и задать тон, Кирюхин выступил первым. И теперь, слушая своего заместителя, убеждался, что поступил правильно.

Раньше Гринь говорил всегда вяло, монотонно. Подолгу копался в многочисленных записях и документах. А сегодня он совершенно не заглядывал ни в блокнот, ни в бумаги, лежавшие под руками. И голос его звучал даже воинственно.

Правда, к

тому, что сказал уже Кирюхин о локомотивной лихорадке, подрывающей план перевозок, и об Алтунине, как главном виновнике этого подрыва, Гринь почти ничего не прибавил. Зато он со всей пылкостью заявил:

— Вы знаете, как бы я назвал ваши действия, товарищ Алтунин? Авантюристическими!

— Ну, это вы загнули, — сказал старший диспетчер Галкин, резко откинув назад волосы. Кирюхин застучал карандашом по графину.

— Да нельзя же так, — опять сказал Галкин. — Это раньше без всякого ярлыки наклеивали. А теперь факты давайте.

— А вы не учите! — грозно тряхнул бородой Кирюхин. — Руковожу совещанием все-таки я.

Попросил слова Алтунин, Кирюхин посмотрел на него с подозрением:

— Может вы сперва послушаете?

— Нет, нет, — сказал Алтунин. — Слушаю уже больше часа и все план — машины, машины — план. Как будто у нас кругом не люди, а роботы. Нажимай кнопки, и баста.

— Вы что, собственно, хотите?

На улице вдруг потемнело. В окна ударила тугая волна ветра. Налетела, закружилась густая белая масса.

— О людях, вот что, — сказал Алтунин. — Люди же план выполняют, и коммунизм строят люди.

— Истину излагаете, Прохор Никитич, — остановил его Кирюхин. — У вас есть что-либо по существу?

Алтунин достал из кармана металлическую деталь и положил ее на середину стола. Кирюхин снова застучал по графину. Но деталь уже пошла по рукам, и каждый хотел непременно посмотреть ее, потрогать пальцами.

— Это дышловой валик с паровоза Петра Мерцалова, — объяснил начальник депо.

За окнами свирепел ветер. В кабинете сделалось совершенно темно. Кирюхин встал и включил электричество.

— Вы когда этот валик выбросите? — спросил он, сердито сверкнув глазами.

— Валик что, не в нем дело, — спокойно ответил Алтунин. — Человек меня волнует, у которого на душе царапины остались. Вот эти самые, что на валике. А кто подумал об этом человеке? Кто?

— Позвольте, позвольте, — остановил его Кирюхин. — Если говорить о вас, то верно, согласен. А я, например… — Он посмотрел на Сахарова, который в самом конце стола играл свернутой в трубку газетой. — Скажите-ка, Федор Кузьмич, заботились мы с вами о Мерцалове или нет?

Сахаров удивленно пожал плечами:

— Кто ж не знает, Сергей Сергеевич? Квартиру предоставили, тепловоз дали…

— Это все лак, — сказал Алтунин. — А вы посмотрите, что под ним, под лаком?

— Хватит, батенька, хватит, — поднял руку Кирюхин. — Мы уже давно слышали, как вы с Чибис одну скрипку мучаете. Не знаю, чего партком дремлет.

В кабинет

вошел дежурный с только что полученной телеграммой. Сергей Сергеевич пробежал взглядом по строчкам, и на лице у него выступила вдруг испарина.

В телеграмме говорилось:

«Ваш парк самый большой всей дороге тчк Примите меры сокращению тчк Вопрос обсудите коллективом специалистов тчк Результаты доложите недельный срок».

Под текстом стояла подпись начальника дороги.

— Перерыв! — объявил Кирюхин и, подозвав к себе Гриня, ушел с ним в другую комнату.

— Вот мина, а?

— Чувствую, — Гринь задумчиво почесал в затылке. — Тоже Алтунин?

— Кто же еще? Второй валик подсунул. Теперь давайте думать как быть?

— Выкрутимся, — сказал Гринь. — Ответим, что переходим на новую технику, испытываем трудности, учтут.

— А верно. Идея! — оживился Кирюхин. — Можем добавить: взвесим, обсудим. Нет, лучше вот так: думаем, обсуждаем, но испытываем трудности в связи с переходом на новую технику. Просим не торопить. Да, да, так и пишите. Прямо сейчас.

Но Кирюхина мучила еще одна мысль: как поступить с приказом на Алтунина? Объявить его при сложившейся ситуации было рискованно. Начальник депо мог поднять шум, вызвать комиссию. Тем более, что в приказе главным образом говорилось о локомотивном парке.

«Нет, я лучше так его проработаю, без приказа, в заключительном, — решил Кирюхин, — Я с него стружку сниму, как полагается».

29

Алтунин шел по Семафорной. Ветер утих, но снег сыпал и сыпал мелкой противной крупкой. Он слепил глаза, похрустывал под ногами и заставлял поеживаться, когда попадал за воротник шинели.

И все же снег не был таким, как вчера, позавчера и неделю назад. Он заметно потяжелел, сжался, и белизна его сделалась тусклой.

Было время обеденного перерыва. Алтунин, дойдя до вокзальной площади, свернул на проспект, к своему дому. Перед окнами, в скверике играли малыши из детского сада. Они строили снежный городок, забавно орудуя совками и лопатами. Прохор Никитич остановился, чтобы разглядеть в пестрой толпе шумливых строителей заячью шубку сына и, не показывая себя, полюбоваться его действиями. Но получилось так, что Володя заметил отца раньше и, подбежав сзади, сыпанул на него снегом.

— Ах ты, проказник! — воскликнул Прохор Никитич, пытаясь схватить малыша за руку. Но тот увернулся и побежал к товарищам. Потертая у локтей заячья шубка едва доставала ему до коленок. А ведь вроде совсем недавно отец и мать стояли в магазине детской одежды и раздумывали: покупать шубку или не покупать. Тогда из-под ее мохнатых пол не было видно даже галош, надетых на валенки. «Эх, Валя, Валя, если бы ты могла теперь посмотреть на своего Вовика?» — Алтунин тяжко вздохнул и, повернувшись, медленно пошел из скверика.