Сквозь свинцовую вьюгу
Шрифт:
— Идем к старшине, — сказал я Борису, — там и обменяем. Такие сапоги гвардейцу носить позорно.
Наши окопы тянутся по скату высотки. На карте она обозначена цифрой «365». Яростный бой разгорелся вчера из-за нее. Немцы дважды пытались ее вернуть, но всякий раз откатывались назад с большими потерями.
Снова поход в тыл врага. Нашей группой руководит сам старший лейтенант Д. М. Неустроев. Группа большая. В ней 12 человек: разведчики, радисты, саперы.
Старший лейтенант, развернув карту, уточняет обстановку. Правее командного пункта роты тянется глубокая безлесная
В первом часу ночи поднимаемся на бруствер. Немного жутко. Сразу берем вправо, спускаемся в лощину. Вокруг ни звука. Что бы это значило? Проходит еще полчаса. По-прежнему ни единого выстрела. Загадочная тишина. Лишь ночную темень прорезывают ракеты. Но вот вспышки их уже позади. Значит, передний край пройден. Ориентируемся по карте. Скоро должна быть деревушка Орешково.
Но что это? Слух уловил какой-то шорох. Чья-то тень мелькнула в стороне. Втроем бежим наперерез. В сумраке виден силуэт идущего человека.
— Хенде хох!
Задержанный оказался немецким солдатом. На вид ему не больше двадцати лет. Худой, долговязый, он испуганно озирается вокруг и, показывая в сторону своих окопов, несколько раз повторяет одно и то же слово:
— Ангриф, ангриф!
«Ангриф» по-немецки обозначает «атака», «наступление».
Так вот почему такое загадочное затишье в немецких траншеях! Под покровом ночи гитлеровцы хотят внезапно атаковать наши передовые подразделения.
— Ум вифиль ур дер ангриф? [7] — спрашиваю у немца.
7
Во сколько часов начнется атака?
— Ум хальб фир [8] , — отвечает он.
Я взглянул на часы. Без десяти три. До начала атаки остается сорок минут. Успеем ли? До своих окопов около четырех километров. Надо успеть во что бы то ни стало. Эта мысль владеет теперь каждым. Отчаянно колотится в груди сердце. Только бы не опоздать!
Через полчаса мы у своих. Старший лейтенант успел-таки предупредить командование о готовящейся немецкой атаке.
Пехотинцы заняли свои места. Замерли у орудий артиллеристы. Все приготовились достойно встретить врага.
8
В половине четвертого
Минутная стрелка подошла к половине четвертого. Жду, цепенея: будет атака или нет. Может быть, солдат располагал сведениями, сообщенными ему для дезинформации?
С немецкой стороны в ночное небо одновременно вонзилось несколько красных ракет. Тишина взорвалась треском пулеметных очередей. Десятки разноцветных трассирующих пуль прошили лиловый сумрак. Залаяли вражеские минометы, заухали пушки. Со стороны неприятельских траншей возник нестройный шум голосов:
— Ла-ла-ла...
Гитлеровцы поднялись в атаку. Подпустив их поближе, наши стрелки
Мы возвращались в свое подразделение.
Ну и наделал хлопот нам этот пленный! Чуть не удрал во время заварушки. Как услышал, что его соотечественники в атаку пошли, вырываться начал, все к своим убежать старался. Наконец-то с ним справились: связали.
На допросе в штабе у пленного в бумажнике нашли порнографические открытки.
— Это откуда? — спросил переводчик.
— Франкрейх [9] , — невозмутимо ответил немец.
Ненастным и дождливым выдался ноябрь на Днепропетровщине. Дивизия вела тяжелые бои. Немцы, заняв выгодные оборонительные рубежи, отчаянно сопротивлялись.
9
Франция
Однажды утром (это было в день 26-й годовщины Великого Октября) нас вызвал к себе заместитель командира дивизии по политической части полковник Н. С. Стрельский.
Я, как теперь, вижу этого невысокого худощавого человека с добрыми, усталыми глазами.
Невольно всплыла в памяти весна 1942 года. Подмосковный городок Звенигород, формирование дивизии. Это он, комиссар Стрельский, заставил меня, тогда еще неопытного новичка, поверить в свои силы, овладеть профессией войскового разведчика.
И вот теперь полковник Стрельский будет вручать нам партийные билеты. Много собралось нас, бойцов и офицеров, пришедших прямо с поля боя. Никогда мне не забыть этой волнующей минуты.
Вручив партбилеты, полковник сердечно поздравил нас.
— Высоко держите знамя ленинской партии, — сказал он. — Самое высокое звание на земле — это звание коммуниста.
Я смотрю на красную книжечку — партийный билет, — и в душе моей поднимается горячее желание отдать все свои, силы, весь жар своего сердца Родине.
В морозные декабрьские дни 1943 года наша дивизия занимала оборону по реке Ингулец, на дальних подступах к Кривому Рогу. Штаб дивизии разместился в селе Искровке. В разведроте идут обычные приготовления к ночному поиску. Бойцы заряжают автоматные диски, просматривают оружие, шутят, балагурят.
— И когда только фашиста проклятущего с нашей земли вытурим, — говорит Лухачев, старательно заряжая автоматный диск. — Третий год воюем.
Дверь настежь. Клубы морозного пара врываются в хату. Входит связной начальника разведотдела Никитин. Лицо у Володи сияющее. Он подходит ко мне, крепко пожимает руку:
— Поздравляю, Николай, со званием Героя! Указ в газете напечатан.
Меня окружают друзья, обнимают, жмут руки. Я и обрадован и растерян. Никто мне не сказал, что представляют меня к званию Героя. Я бы упросил не делать этого. В роте и даже в отделении есть разведчики более достойные высокой награды, чем я. Да и в чем моя заслуга? Ведь я только командовал, а разведку вели, выносили всю тяжесть ее на себе мои подчиненные — Дмитриев, Зиганшин, Лухачев, Лыков.
Из штаба дивизии прибежал нарочный: