Слабые люди

Хабаров-Триль Сергей

"Где же ты, малютка?!"

Час, два, три и никаких следов собаки. В отчаянии Соня побежала на филиппово кладбище, страшась найти свежий холмик. Поскользнувшись на влажной листве, упала на колени, рыдая не от боли, но от вступающего в свои права страха. Пока ее отец, тихо препираясь с матерью, готовил распечатки объявления о пропаже и рыскал по файлам в поисках подходящей фотографии, которых Соня наснимала больше двух сотен, она так и лежала в холодной земле, не думая о времени, не думая ни о чем, кроме Аврелия, ожесточенно коря себя за свою бестолковость, обещая расцарапать себе лицо, как только узнает, что с щенком случилось что-то ужасное. "Жалкая, тупая дура!"– раз за разом повторяла она, даже не давая себе отчета в том, что уже колотит себя кулачками по голове, вовсе не чувствуя себя лучше или хотя бы легче. Порываясь встать и побежать по городским улицам, тут же разубеждала себя, что таким образом практически невозможно найти даже человека, чего уж говорить про собаку.

Не ведая о судьбе Аврелия, Софья сильно переживала, проводя целые дни в неотрывных мыслях о нем и о том, что чувствовала. Она поняла, как сильно привыкла, приникла к нему всем своим существом, очень сильно скучая по мягкой гладкой

шерстке, темным, блестящим то жалобливой грустью, то неуемной радостью глазкам, смешным обвисшим ушкам и вечно топочущим коротеньким лапкам. Впервые в ее жизни накатила настоящая хандра, пригвоздившая к кровати, лишив последних сил. В этот раз она не играла, не изображала себя той, кем никогда не являлась, по-настоящему переживая чувство потери, не задумываясь о довольно странном ощущении в своих руках, мирно лежащих на одеяле или сложенных у ее лица, чувствующих тепло тела, которого нет рядом. Сродни фантомной боли эта иллюзия ласкала ее рецепторы, легонько щекоча своими эфемерными прикосновениями, вызывая желание обнять и прижать что-то или кого-то к себе, быть с ним как можно более нежной и мягкой. Так она открыла в себе потребность дарить тепло своему питомцу, к которому до этого относилась без должной серьезности. Волнение за его судьбу заняло почти все пространство ее маленького мирка, вытеснив даже переживание за родителей, потребность в любви которых откроется, когда ей стукнет двадцать пять и она будет совсем одна.

В один из вечеров, примерно неделю спустя после пропажи, гробовая тишина, уже несколько дней висевшая ощутимой дымкой по всей квартире, была нарушена бьющим по ушам телефонным трезвоном. На том конце провода сквозь сплошные помехи очень тихий голос сообщил, что собака найдена и ждет хозяина. Сообщив адрес, Соня и ее родители затаив дыхание ждали звонка в дверь. Спустя пять минут в дверь постучали и Аврелий поприветствовал их веселым лаем, радостно вертясь в руках того жуткого типа, которого так боялась Соня. Чуть помешкав, он сбивчиво рассказал, что нашел его в чьем-то дворике, когда шел с работы– собачонок был привязан к маленькой будке. Вот он и выкрал его, потому что помнил– тут бледный палец ткнул в сторону Сони, – как видел ее каждый день с этим самым животным. Аврелия, судя по всему, все же подкармливали, однако возвращение на улицы явно не пошло на пользу– шерсть местами снова свалялась и нуждалась в стрижке. Когда Соня, расплакавшись от радости, прошептала гостю "Спасибо" и в обнимку с щенком убежала в ванную, родители отблагодарили Сергея чаем с печеньем, почти сразу же, едва свершился последний глоток, спровадив восвояси.

О том, было ли этому человеку обидно, никто не задумывался.

* * *

Лето завершилось. Школа вновь отворила свои врата, впуская потоки разочарованных им подростков. Это был первый день, когда Соня покинула "коробку" своим ходом, без чьей-либо поддержки, надеясь встретить по пути в очередной раз пропавшего Филиппа, однако всю дорогу длиною не больше полукилометра ей пришлось идти в полном одиночестве. Помня напутствия отца о том, что новый коллектив не значит агрессивный, она настроилась уже сегодня завести новые знакомства, может быть, даже дать старт каким-то новым, отличным от прежних дружеским отношениям. Наблюдая за новыми одноклассниками, девушка невольно пришла к выводу, что они неизбежно отличались от ее предыдущих– те имели богатых родителей и непомерное самолюбие, эти же были… ну, как она и представляла, несколько обособлены от мира безудержного веселья и прокрастинации. Вполовину серьезны и дурашливы, эти ребята выказывали готовность прорываться в лучшую жизнь, лишь бы не оставаться в этом "гадюшнике", каким Сорск всегда выглядел в их юных глазах, вовсе однако не задаваясь сверх меры, все еще понимая, что они– никто и звать их никак. "Я заработаю себе имя в будущем, а пока мне остается лишь учиться и не скатиться вслед за вами, бакланами!"– эти слова она услышала от тщедушного мальчишки, который был самым младшим в ее классе, посетив первый класс в шесть лет и уже более трех лет обучаясь по углубленной программе физико-математического профиля. Не доставая товарищам и до плеча, тем не менее он выглядел достаточно представительно– в приталенном пиджаке, брюках со стрелками и напомаженными волосами, походя то ли на ананкаста, то ли на аристократа– не позволял себе излишеств, всегда держал прямую осанку и важно надувался, едва открывал свой рот, при этом вовсе не пытаясь возвыситься за счет других. Он был своего рода компанейским парнем, всегда шел на контакт и ни с кем не ссорился, оставаясь душой компании. Он же и принял Софью в ряды класса с шутливой торжественностью вручив ей терновый венок из папье-маше, который стащил после завершения школьной постановки прошлым учебным годом. После этого она даже почувствовала себя по-настоящему на своем месте.

К ее небольшому разочарованию Филипп оказался в параллельном классе. Каждый раз после звонка на перемену Соня выбегала в коридор и осматривалась в поисках заветной шевелюры, но никак ее не находила. Слежка по расписанию так же не помогала, как и расспросы у других школьников. Более того, на вопрос: "А ты знаешь, где Филипп?" неизменно следовало недоуменное: "Какой Филипп, Сонечка? У нас же таких нет!" Как нет, если он том же классе, но по другому профилю? На этот вопрос ни у кого не находилось ответа. В школьной столовой парень не появлялся, на совместных уроках физкультуры его так же не было видно. На миг допустив мысль о том, что злосчастный патлач ей причудился, девушка тут же отмела ее как незаслуживающую даже рассмотрения. Скорее всего этот нелюдимый дурак просто прячется, чтобы ни с кем не общаться! Это было вполне в его духе, ведь она даже не была уверена в том, стал бы он с ней гулять и разговаривать, если бы она специально не вылавливала его во дворе их дома. Иногда, отрываясь от своих новых приятелей, Софья ходила во всем этажам школы, пересекая их вдоль и поперек, не забывая заглядывать в классы, неизменно находя лишь пустые парты да какого-нибудь хмурого очкастого заучку, стремившегося получить золотую медаль. В раздевалках его так же не было, как и в чуланах для швабр и в кабинете стоматолога. Лишь после звонка на урок Фил появлялся из ниоткуда и ловко юркал в класс, не встречаясь с ней взглядом. Соня даже подумывала

прогулять один из уроков и подкараулить скрытного засранца у выхода из его аудитории, но вовремя одернула себя, сообразив, что такое поведение свойственно влюбленным дурочкам, но уж никак не ей.

Впрочем, она нашла одно из его убежищ– лестница, ведущая на чердачные помещения и огороженная массивной решеткой по всей ширине пролета: ей просто удалось заметить, как он ужом просачивается меж узких прутьев и исчезает в темноте.

"В натуре, змеюка какая-то!"

Так же Филипп делал и все последующие разы, когда Соня исподтишка наблюдала за ним, в уверенности, что никто на него не смотрит. А на него и впрямь никто не смотрел– это она так же заметила. Школьники, в том числе и ее одноклассники, будто в упор не замечали слегка неформального парня, который молча шел мимо них, вращая плечами, чтобы никого не задеть. Даже откровенно быдловатые парни и девчонки, которые минимум раз в неделю устраивали "потешные" зрелища с "ботанами", не трогали его, даже натыкаясь нос к носу– просто обходили, не удостоив взглядом. Будто его не существовало. Решив еще раз попробовать поспрашивать у ребят, но с более детальным описанием, Соня вновь наткнулась на стену непонимания. Только одна из девушек сумела более-менее ответить тем, что Филипп так-то никем здесь не считается и ни с кем не считается– знай себе приходит в школу, молча пишет в тетради, игнорируя даже учителей, за что ему даже перестали оценки за поведение ставить, потому как ни вызовы к директору, ни профилактические беседы со школьным психологом ни к чему не приводили. Он никому не мешал, откровенным уродом не был, даже не отличался фриковатостью "ботанов", о нем ничего не было известно кроме самого очевидного, и негласно учащиеся приняли решение не трогать его, вскоре забыв о том, что какой-то там Филипп вообще существует. Это не человек, а всего лишь молчаливая тень, сама избирающая маршрут по школьным коридорам. "Или птица."– вставила Соня, вызвав у одноклассницы понимающую улыбку.

Учебные часы заканчивались ближе к трем часам дня и девушка тратила еще полчаса на ожидания у раздевалки, вознамериваясь хотя бы здесь поймать Фила и пойти с ним вместе. Уже к третьей неделе от этой идеи пришлось отказаться– он будто издевался над ней, неведомым образом оказываясь во дворе их дома, при этом не забыв куртку, за которой было установлено не особо внимательное, но отнюдь не халтурное наблюдение, причем достаточно было моргнуть один раз, чтобы эта черная фиговина с заклепками пропадала напрочь из поля зрения.

–Признавайся– ты вампир! – драматично вскинув руку, заявила Соня, в очередной раз найдя Фила у их дерева.

–С чего ты взяла? – не изменившись в лице, спросил тот, сбросив сумку и вскарабкавшись на первую ветвь, поправляя на поясе пакетик с крупой.

–А вот!– забравшись следом за ним, она уселась рядом, не отрывая своих глаз от его поцарапанных пальцев, неловко развязывающих узелок,– Для многих ты– человек-невидимка, точно они зеркала, а ты… ну, собственно, вампир, который не отражается в них. Ты спокойно ходишь по всей школе, не заботясь о том, что кто-то тебя позовет, притянет за руку или вовсе толкнет– нет, ты идешь себе куда глаза глядят и ни до чего тебе дела нет– вот настолько ты нелюдимый, что даже окружающие люди предпочитают тебя не замечать. Конечно, ты можешь стоять под солнцем, но я не раз видела, что ты предпочитаешь темноту. Например, это твоя лестница с решеткой– туда ж никому не пролезть, а ты каким-то образом пролезаешь, будто кошак какой-то! А еще ты бледный и нездорово выглядишь, вот я и говорю– ты вампир!

Покачав головой, Фил улыбнулся одними губами.

–Чушь собачья.

–Эй, это же мои слова!

–И тем не менее. Версия, конечно, мне нравится– придает некий ореол необычности и таинственности, но на этом вся прелесть и завершается. Я один, потому что мне так удобно. Меня не замечают, потому что им так удобно. Удобно то, что я не доставляю никому проблем, не пролезаю под руку и не встаю поперек дороги. Я просто парень, который учится, только и всего. Я ничем не примечателен и потенциально не представляю ни для кого интереса хотя бы потому, что сам его нивелировал. Понимаю, тебе это кажется ненормальным, но мне нравится быть таким. Это… спокойно. – чуть поразмыслив, добавил, – И вовсе я не человек-невидимка. В школе, может быть, народ с готовностью и играет в эту игру, но, допустим, здесь, в Птичьей улице, это не работает. За примерами далеко ходить не надо– возьмем бабулю с пятого подъезда. Она, едва меня видит, начинает орать на всю улицу и подзывать к себе. Поначалу я подходил, хотя знал, что она неизменно будет просить ей с чем-то помочь, что-то перенести, собрать или разобрать, потому что отца она никак поймать не может и за это ставит долг отыгрыша на мне. Теперь я куда более осторожен и поймать она меня не может. Но я избегаю ее не потому, что не хочу помогать, а по причине ее разговоров– она с виду не очень и натура у нее скотская, что сразу заметно, стоит ее послушать. Хочешь еще примеров– будут тебе еще примеры. Дети. Однажды они оборвали половину моих кормушек и распугали птиц, потом дразнили меня, пока я все восстанавливал. Это еще ладно, пустяки, ведь они дети, а дети в моем понимании все равно что умственные инвалиды на пути частичного излечения. Но сам факт того, что они меня видят, уже о многом тебе говорит. Кстати, они попытались оборвать кормушки во-второй раз. – оглядевшись, Фил заговорщически наклонился к Соне, – И никто до сих пор не знает, что мальчишка, который чуть было не сломал себе руку, упав именно с этой ветки, на которой мы сидим, упал не потому, что неуклюжий дурачок, а потому что я поставил небольшую ловушку, на которой легко поскользнуться. Больше они наверх к кормушкам не лезут. И птицы довольны и дети целы.

Встретив его чуть проясневший взгляд, девушка ухмыльнулась:

–Ну, ты меня еще не до конца убедил, знаешь ли? Да и примеры у тебя какие-то отвлеченные– та зовет, эти дразнят. А я хочу знать о том, замечает ли тебя кто-то, как я? Посидеть рядом, просто поболтать, может, подзатыльник дружеский отвесить– хоть кто-то делает это? – парень качнул подбородком, – Что, совсем никто?

–Я могу рассказать и о менее приятных случаях, но мне не хочется портить себе настроение. Скажу просто, что этот человек живет здесь и регулярно обращает на меня свое отнюдь не доброе внимание. И даже не вздумай спрашивать о том, кто этот человек. – черные глаза вновь посуровели.