Слабые люди
Шрифт:
–щелк-
____
Запись 000020 повреждена. Восстановлению не подлежит.
____
Запись 000021. 23.06.2024. 17:47
Некогда одутловатое лицо приобрело более-менее пристойный вид, нездоровый землистый оттенок пропал, уступив приятному румянцу. О.Н. сидит на кровати в том же номере той же самой гостиницы. На тощих руках следы ремней.
"Я сбежал из больницы и мне как бы нужно спешить, однако я– здесь. Спокойно сижу и ничего не делаю, а почему– кто знает? Вновь пробудилась эта тяга к смирению– так и хочется ничего не делать, а просто ждать, когда же за мной придут и снова заберут. Буду краток– крыша у меня уже съехала и в данный момент катится в неизведанных далях по невиданным склонам все ниже и ниже. Я просмотрел последнюю запись– ничего из произошедшего тем днем не в силах вспомнить, хоть убей. Не помню, как за мной пришли, не помню, как траспортировали в госпиталь, не помню даже, как меня обмывали, хотя, полагаю, это было бы одним из наиприятнейших воспоминаний последних месяцев! Хорошо бы, если бы человек, что меня мыл, оказался приятной женщиной, на которую любо-дорого просто смотреть. Но вот что я точно помню, как в госпитале меня пичкали каким-то дерьмом. От этих таблеток эффект такой, словно у тебя снимают "крышку", извлекают мозг, а вместо него кладут сверхпушистого кролика с искусственным суррогатом кроличьей самки, которую он без конца сношает– "тр-р-р-р", затем минутная пауза и снова "тр-р-р-р!". Из-за всех этих инвазивных приемов до сих пор в голове звенит и ноги подкашиваются– координация
–щелк-
____
Запись 000022. 25.06.2024. 03:55
Залитый солнцем зал ожидания о белых колоннах и литых ступенях. Толпы прибывающих и отбывающих– все в панамках и ярких сланцах. О.Н. в одиночестве сидит на скамейке и радостно улыбается. За стеклом позади него виднеется самолет размером с само здание.
"Добро пожаловать в…" – треск в колонках, помехи в изображении, рассегментирование слоев.
Запись повреждена.
–щелк-
____
Запись 000023-частично-повреждена-изображение-отсутствует-звук-присутствует
Сквозь гул слышен голос О.Н.
"На самом деле точно неизвестно, сколько мне еще осталось жить в здравом уме– вынесенные мне прогнозы касались только моей физической лабильности, что же касается устойчивости психики– о ней я не догадался спросить. Произошедшее лишь показало, насколько же я нестабилен, опасен для общества и самого себя. Знаю– я могу бороться с этим, но пользы это не принесет! Я попал в петлю Сизифа, что толкает камень в гору, а тот неизбежно катится вниз. То же и с моим разумом– я могу сколь угодно пытаться оставаться в сознании, сдерживать себя в узде, но рано или поздно ослаблю хватку и сорвусь, снова натворю нечто ужасное! Как и говорилось раньше– тут нет конца. Придется просто стиснуть зубы и идти наверх, таща за спиной практически неподъемный груз ответственности за собственные поступки, которую я не подписывался нести, но буду вынужден– это все моя вина. Теперь я понимаю Сашу и принимаю ее уход, признавая так же и то, что эта мера была следствием не каприза, как она это выставила, но инстинкта самосохранения. Всегда проще изобразить из себя мразь, нанеся пощечину, нежели стать тем, кто вонзает нож, показав, что ты настолько ужасен как человек, что пугаешь того, кто тебе дорог. Я ведь мог сорваться на нее, причинить ей настоящую боль… хотя бы затем, чтобы она меня пожалела, поняла, насколько же мне порой бывает невыносимо! И затем, чтобы ненадолго снизить градус собственной ненависти по отношении к ней– за то, что она тоже здорова, а я не могу думать об этом спокойно, вновь чувствую вопиющую несправедливость, зная при этом, что я сам несправедлив! Ее побег нельзя расценивать как трусливый акт капитуляции. Это скорее было хорошо взвешенное решение совершить стратегическое отступление, откуда потом можно было бы начать все заново по совершенно новому курсу, минуя знакомые места. Годы не ждут, но всякая женщина хочет найти себе безопасное пристанище за чьей-нибудь спиной, которая действительно будет непоколебимо стоять, а не разрушаться изнутри. Да, это эгоистично, но женщины уже давно доказали, что по части благоразумия и заботе о самих себе дадут нам, мужчинам, фору. Это мы бросаемся в огонь сломя голову ради других, даже если это в ущерб нам самим. Они же всегда знают, когда стоит делать ноги в место, где им безопаснее. Так что, если ты смотришь эту запись, хотя это технически невозможно… Саш! Знай– я тебя не виню."
–щелк-
____
Запись 000024 повреждена. Восстановлению не подлежит.
____
Запись№000025ч-28%06-2024 13ХЧАСОВЮ34 МИНУТЫ
Запись сильно повреждена: крайне плохое качество звука, отсутствующее на восемьдесят девять процентов изображение, из разрозненных фрагментов целостную картинку сложить невозможно. Для полного ознакомления с содержимым запись переведена в текстовый вариант, предоставленный в документе.
"Однажды на свое двадцатилетие я получил от матери и отца путевку за границу в качестве подарка за успешное завершение курса, однако целью этого подарка было не заставить меня порадоваться и преисполниться благодарностью, но проверить, насколько хорошо мной были усвоены их уроки. Мои глупость и псевдопатриотичность– чувства, долго и упорно вбиваемые в меня любящими родителями с малого детства,– отказали мне в этом удовольствии, так как я, помня их заветы, с готовностью предложил вернуть билеты и приобрести на них свой первый рабочий костюм, чем их чрезвычайно обрадовал. Только сейчас я полностью осознал, что тот момент был своего рода рубежом, переступая который я вновь признавал их неограниченную власть над собой. Если бы я просто поступил глупо, забыв о правилах приличия, и принял подарок, уехал на какое-то время от них, то вероятность совсем иных событий на протяжении всей моей жизни была бы не просто перетасована– в дело вступила бы совершенно иная колода! Вкусив свободы, я не захотел бы вернуться, а отправился еще дальше! Сейчас мне это ясно как никогда, потому что я стою там, где должен был стоять двадцать лет назад– опоздавший, бесперспективный. Умирающий. "Ты можешь делать, что хочешь, сын!"– говорили они мне и тут же добавляли– "Нам будет тебя не хватать. Хотя твоя помощь бы очень пригодилась в деле, но мы все понимаем." Смазывание острых углов– банальщина, после которой я, как и было задумано, даже не стал терзаться муками совести, сразу же сделав все, чтобы они были мной довольны. Были, конечно, поначалу небольшие моменты "отторжения", но я с ними справился."
Непереводимый фрагмент-пауза.
«Благо, что сейчас я решил все наверстать хотя бы часть упущенного и в этот раз ничто меня не держит. Болезнь не только разрушила мою жизнь, но и дала толчок к тем вещам и небольшим событиям, которые обязаны были в ней быть– не столь для того, чтобы тешить себя иллюзией наполненности, но хотя бы ради нескольких секунд чистейшего восторга, которого я никогда, повторюсь, никогда не испытывал! Наконец-то я действительно делаю первый шаг навстречу к одной из своих микроскопических мечт, а именно– прыжок с парашютом! Черт, я так волнуюсь,
Запись завершена.
____
Запись 000026. 28.06.2024. 16:25
О.Н. прикрепил камеру к шлему, обратив ее на креплении к своему лицу. Одет в соответствующий костюм черного цвета. На лице играет широченная, немного жуткая улыбка, обнажающая не очень красивые зубы, отчего трещинки на сухих губах разошлись и заблестели. От усмешки косой шрам на лице стал похож на тупой угол.
Салон самолета, с каждым поворотом головы от иллюминаторов мельком видно облака. Время идет. На пятнадцатой минуте главный инструктор дал старт и люди встали друг за другом, готовясь к прыжку. Их глаза разом обратились к мигающей лампочке аккурат над выходом из самолета и только О.Н., стоя позади всех, постоянно вертелся аки юла. Пока голос инструктора за кадром проводил повторный инструктаж, перемежаемый шутками и всеобщим гоготом, но О.Н. единственный оставался спокойным, проверяя крепления, поправляя прозрачные очки. Вскоре и он затрясся в возбуждении. Минута– и они летят в тандеме с симпатичным усатым мужчиной.
Удаляющийся самолет размывает в помехах, изображение прыгает как на записи в старом проигрывателе кассет, небо из голубого становится черным и снова голубым. Изображение стабилизируется. Спустя тридцать секунд свободного полета парашют с громким хлопаньем раскрывается, но О.Н. не издает ни звука, лишь в приступе немой радости раскрыв свой рот. Сквозь отражающие небеса очки различимы глаза, внимательно смотрящие во все стороны, жадно впитывающие каждый сантиметр обозримого пространства. О.Н. наконец-то стал похож на живого человека, приобрел черты полностью здорового незнакомца, всего лишь наслаждающегося планированием. Наконец он не выдерживает и, широко открыв рот, издает ликующий клич, за ручки пуская парашют вокруг своей оси, точно карусель. Инструктор шевелит усами, что-то кричит за спиной О.Н., но тот не обращает на него внимания, продолжая ликующе кричать и вертеть головой.
Снова помехи, кадры с приземлением нечетки, дефрагментированы.
Черный экран.
–щелк-
____
Запись 000027. 28.06.2024. 22:23
Сразу раздаются восторженные крики– О.Н. вне себя от радости.
Место– неизвестный сквер. Играют листвой деревья, чуть раскачиваясь по ветру, шипевшем в колонках. Пустынно и темно. Вокруг никого нет.
"Это было прекрасно! Столько ощущений за каких-то десять минут полета!.. Этот холодок в груди, перерастающий в черную дыру миниатюрных размеров, которая словно стягивает внутрь кожу и… О, эта дрожь в конечностях, похожая на кратковременное онемение и этот вид, открывающийся с неба! В жизни не видывал подобной красоты! Зеленые холмы, блестящие крыши небоскребов в нескольких километрах от места посадки, маленькие– меньше муравьев– автомобили, выстроившиеся в цепочки на автострадах, совсем невидимые точки, которыми были обычные люди. Совсем, как я! Как я мог раньше себе в таком отказать, ума не приложу! Сколько всего я упустил, разбазарив жизнь на то, что не имеет абсолютно никакого значения, аж думать страшно! Я мог бы… я мог бы работать инструктором парашютистов, прыгать с невиданных высот хоть каждый день и зарабатывать много денег! Я бы мог жить так полно, как только мог, мог бы пойти, куда захочу! Жаль, что я все это упустил, но любые сожаления теперь не имеют значения– теперь же все неприятное позади, осталось там, в прошлой жизни! Надеюсь, что впереди меня будет ждать если не самое лучшее, то хотя бы достойное запоминания! Хотя к черту "надеюсь"– оно просто обязано быть!"
Проведя рукой по волосам, он счастливо улыбался, оглядывая небо над головой. В следующую же секунду О.Н. падает прямо на траву, сбивая камеру с треноги.
–щелк-
____
Запись 000028. 30.06.2024. 11:45
О.Н. пьет чай, придвинув к ногам прикроватный столик. Выражение лица задумчивое, немножко грустное. Глаза с прежней печалью глядят в камеру.
"Даже странно, как быстро радость от пережитого сошла на нет. Куда же это могло деться?"-с сокрушенным видом проведя ногтем по лбу, О.Н. продолжил, – "Я помню, как начал свой рассказ о себе в первой записи… И у меня сложилось четкое понимание того, что начал я не в том ключе, слишком мало о себе рассказав. Если я делаю эти записи, значит, делаю их для того, чтобы кто-то, заинтересовавшийся моей жизнью, смог узнать больше. Может, даже понять меня. Следовательно, у меня появилось желание рассказать о себе более полно. Так, чтобы зритель понимал, что то, что видно внешне, не всегда соответствует внутреннему. Надеюсь, что ты простишь мне мою сентиментальность, мой таинственный наблюдатель. Если, конечно, не выключил камеру после того треша, что творился раньше. Надеюсь, такого больше не повторится– я постараюсь держать себя в руках."
Сперва отпив из кружки, О.Н. отодвинул столик к стене и взял камеру. Неуклюже пересел с ней в кресло, положив на сведенные колени.
"Начать, думаю, можно с одной небольшой истории из тех, что принято рассказывать, говоря о себе. В общем, дело было так: мне исполнилось восемнадцать лет, когда родители отправили меня в институт, еле-еле дождавшись результатов экзаменов. Первое, что я услышал после оглашения результатов, было не "Поздравляю, сын, мы так тобой гордимся– ты даже не представляешь!", но "Дуй, сынок, в экономисты." Их план заключался в том, чтобы я отучился на одну специальность, со второго курса совмещая заочным обучением на техника по ускоренным курсам. Мне выдали папку с документами и сослали в общежитие, в этот спидозный муравейник, полный мух и их личинок, причем описание адресовано скорее не насекомым, но остальным обитателям этого места, имеющим руки, ноги, мозги и человеческий интеллект, столь несправедливо доставшийся им, а не, допустим, собакам. Помню, как в момент, увидев здание, я первым делом подумал: "Как это развидеть?", ведь я увидел серое обшарпанное здание с коричневыми, все в выщербинах, коридорами, дверьми из прогнившего дерева да покрошенную штукатурку на потолках. Отдельного упоминания заслуживают окна– в двадцать четвертом году, когда у каждого более-менее зарабатывающего гражданина имеются стеклопакеты из пластика, в общежитии были все те же старые окна из дерева. Почерневшие рамы, валяющиеся на карнизе хлопья краски. Фу, одним словом. Я спал и видел, как просыпаюсь у себя дома, в относительно уютной атмосфере без окружавших меня шакалов, так и норовящих что-нибудь стащить, будь то кастрюля свежесваренных пельменей или паршивая пара еще не дырявых носков. Естественно, проснувшись в реальности на матрасе с подозрительными бурыми пятнами, я не сдерживаясь издавал стон досады и ругался на чем свет стоит, но шепотом, чтоб остальных не перебудить, потому что вставал раньше всех– нужно было перепрятать ценные вещи, чтобы их не нашли. После этого я ел наспех сваренную лапшу с кое-как прожаренными котлетами, внутри которых вечно попадались то кусочки, подозрительно смахивающие на картон, то хрящики или черные горошины, то вовсе кусок проволоки, и шел по переходу прямиком в институт с чувством загнанности и безвыходности своего положения, на которое сам же и подписался в добровольном порядке. У меня было, помню, такое подавленное состояние, что временами я попросту впадал в тяжелую апатию и ничего вокруг не замечал. Всю мою мыслительную активность заело на одной мысли– покончить жизнь самоубийством или тянуть резину до конца? Да-да, я и раньше над этим задумывался… вернее, всю свою сознательную жизнь."