Славься, Темная Властительница!
Шрифт:
— Может, я и министр, — ответил филин. — Но, прежде всего, я — птица. Понимаете, такая большая, с перьями и клювом. И то что вы назначили меня министром, отнюдь не значит, что меня признают другие.
— Но ты же говоришь! — недоумевала Мерль.
— И что с того?! Мы не в Бескрайнем Лесу, здесь другие порядки, птицы здесь на птичьих правах. Вы вообще в курсе, что на континенте каждый двадцатый осёл умеет говорить? Им даже хотели дать гражданские права. Знаете, чем кончилось? Хозяева начали отрезать им языки! Закон, кстати, отменили, а языки режут до сих пор, чтобы тягловая сила не болтала. Повторяю, что де-факто являюсь птицей, ввиду
— А это уже моё дело, — Мизори извлекла из рюкзака обруч. — Завернёшь его в послание и сбросишь где-нибудь у шатра. Уж гном-то сумеет отличить митрил от обычной железки. Мерль, доставай перо и чернильницу — буду диктовать.
Ненадолго воцарилась тишина.
— Гуам, что мне диктовать?
Длиннополье — одна из самых знаменитых равнин Параракса. Этому феномену картографии долгое время не могли найти объяснения. Длинная и узкая, тянущаяся на несколько километров равнина, совершенно лишённая всякой растительности. Мнений было очень много, вплоть до восшествия на престол короля Тора, прозванного в народе Однозначным. Тор дал ответ на сей вопрос. Тор сказал «Потому что» и разогнал коллегию наук Параракса.
— Положа крыло на сердце, всё не так уж и сложно, — Гуам в своей привычной манере семенил за правительницей. — Бабка рассказывала, что здесь хотели построить дорогу. Землю прокляли, чтобы травой не зарастала, а потом деньги, выделенные на строительство, пропали вместе с инженерами.
— Какая знакомая ситуация. — Мизори пошатнулась, и только крепкая палка удержала её от падения. Палка была обтёсана перочинным ножом и украшена примитивной резьбой. Для антуража Торвальд понатыкала в неё перьев и привязала к каменному набалдашнику дохлую лягушку. Авось конструкция и сойдёт за истинно колдовской посох. — Кстати, ты точно уверен, что не хочешь пойти со мной? Советы мне не помешали бы.
— Покорно благодарю, Моя Королева. Не то чтобы я не верил в ваши силы, скорее наоборот, мне очень не хочется стать случайной жертвой вашего с Зы противостояния.
— И тебе не интересно?
— Не волнуйтесь, у меня прекрасные зрение и слух, — проухала птица уже с ближайшей ветки. — Я буду поддерживать вас морально.
— Ну, спасибо, — Мизори сделала ещё несколько шагов, остановилась и уселась на голую землю. — Короли ведь принимают всех сидя? Правильно?
Но солнце уже начало клониться к закату, а подданного всё не было и не было.
И вот, наконец, спустя два часа томительного ожидания на горизонте показался гном. Это был самый высокий гном из всех, что когда-либо доводилось видеть Мизори. Самый высокий гном на ходулях… Конструкция из генерала и пары деревянных подпорок передвигалась невероятно медленно и неуклюже. Изредка гном спотыкался, падал, поднимался и снова шёл, с той знаменитой маниакальной упёртостью, свойственной его расе.
Лидеры противоборствующих группировок поравнялись. Глаза героев встретились. Торвальд придирчиво рассматривала приплюснутое, словно у бульдога, лицо, широкие плечи, закрытые массивными наплечниками. Поверх брони была наброшена лёгкая хламида, дабы солнце не грело металл. Глаза же гнома были прикованы к одной единственной точке. Макушке. На измождённом лице Мизори застыла победная ухмылка: даже встав на ходули, оппонент был на несколько сантиметров ниже неё.
Большое красное лицо гнома приобрело
— Ну, здравствуй, что ли, Торвальд, — выплюнул генерал, протягивая завёрнутую в хламиду руку.
— Рада знакомству, Зы, — Мизори протянула руку в ответ.
Пальцы ей сжало словно стальными тисками. Девушка попыталась освободиться, но тщетно. Зря она ответила на рукопожатие! Лицо ее побелело от гнева, в глазах сверкнули серебристые разряды.
Гном молча откинул хламиду в сторону, обнажая полированные пластины тёмно-розового металла. Гнев Мизори уступил место отчаянью. Откуда у этого засранца адамантиновый доспех?! Это нечестно! На эти деньги можно год содержать целую армию! Почему?!
Перемены в лице колдуньи не укрылись от пытливого взгляда полководца. Элегантным движением он извлёк из-за пояса клевец и провёл остриём воображаемую черту.
— Я ведь могу подняться в воздух… — начала Торвальд.
— И отрубить себе руку, чтобы сбросить меня? — закончил за неё Зы. — Глупо. Во-первых, я ударю раньше. А во-вторых… — гном беззаботным жестом вложил оружие в ножны. — Знаешь, на войне очень многое можно определить, просто посмотрев человеку в глаза. Страх, отчаянье, героизм, злость, приближение смерти… Спасибо, что пришла, Торвальд. Мне действительно будет очень приятно убить тебя собственноручно.
Облачённый в адамантин палец коснулся её лба.
Молниеносная вспышка боли. Кисть разжалась. Палка предательски выскользнула из рук, земля ушла из-под ног. Глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, девушка падала назад, проваливаясь в пустоту…
====== Шкура. Часть вторая ======
Она бежала, маленькие ножки проваливались в рыхлый свежевыпавший снег, мороз больно кусал за щёки, заставляя девочку сильнее вжиматься в меховую куртку. Иногда она падала, зарываясь в сугроб, а потом вновь поднималась, негодующе тряся головой в попытке сбросить с носа хлопья злосчастного снега. Она спешила, прижав к груди зажатые в маленьком кулачке медные монетки. Спешила навстречу приключениям.
Один из небольших прибрежных посёлков, два десятка домов. Такими некогда был усеян весь берег Угольного Моря, сейчас их осталось всего ничего. Рыбный промысел хоть и был востребован, но всё больше концентрировался в городах, где крупные судовладельцы правдами и неправдами выкупали принадлежащие жителям лодки. Иные оставались и работали на хозяев, другие бросали всё, уходили в город, нанимались на суда и работали на тех же самых хозяев. К счастью, девочка пока была далека от взрослых проблем. В запорошенных хатах и вмёрзших в лёд посудинах она видела лишь объекты для игр и исследований.
Впереди забрезжила укутанная белым полотном крыша — единственная в селе таверна манила горожан запахом жареного мяса, свежего эля и хорошей драки. Но Мизори не интересовало ничего из вышеперечисленного. Она подошла поближе, приветственно помахала ребятишкам, собравшимся у дверей сего неблагопристойного заведения.
— Ты опять опоздала, — рослый белокурый мальчик лет восьми осуждающе посмотрел на Мизори.
— Прости, Гас, — ответила юная Торвальд, пытаясь перевести дух. Изо рта валил белый пар. — Мать не хотела отпускать, пришлось лезть в окно. Вот дождутся у меня — уйду и буду сама по себе.