Славься, Темная Властительница!
Шрифт:
За окном уже несколько часов, как мерцала луна. Склонившись над книгой, девушка пыталась сосредоточиться на заклинаниях. Каждое из них представляло собой немалое количество текста, описывающего положение пальцев при использовании магнитных полей, каналы для посоха и морфологический разбор слов для вербального использования. В конце концов, магия — не что иное, как воздействие на стихии за счёт первоматерии. Слова и жесты позволяют настроить потоки последней. От потока и зависит конечный эффект. В простонародье даже ходило мнение, что каждое неудачное заклинание приводит к взрыву. Разумеется, это неправда. Если бы дела
Время тянулось непростительно долго, но выбирать не приходилось. Если она ещё раз останется на третьем курсе, то можно будет попрощаться с мечтами о хорошей работе. Пришедшая через год Мизори её уже догнала и продолжала своё стремительное возвышение в академической иерархии. Сейчас Торвальд получила персональный отпуск, а Эмма осталась наедине с учёбой, снова чужой, ведь на её шее сидела половина курса. Очередной взгляд в окно. Чёрные облака проливали слёзы дождя, а бледноликая спутница ночи дарила земле последние обрывки тусклого света. Струи воды барабанили по стеклу, и девушка вновь погрузилась в размышления о судьбе своей подруги.
Как она там сейчас? Отпуск подходил к концу, и Торвальд, вероятнее всего, застряла в пути, на какой-нибудь раскисшей от дождя дороге или того хуже — в лесу. Ведь корпуса учебного заведения располагались довольно далеко от цивилизации.
Дверь тихонько скрипнула, и в комнату вошла, нет, не вошла, а скорее ввалилась Мизори. Очень странная Мизори. За год, проведённый в стенах училища, молодая элементалистка заметно прибавила в росте, длинные волосы, и раньше составлявшие предмет её особой гордости, были вымыты и красиво уложены, на лице появилась косметика. Тем удивительнее было видеть её в образе дикобраза, в которого шарахнула молния. «Дикобраз» сделал два шага в направлении кровати и растянулся на полу.
— Миз?! — Эмма подскочила с намерением подхватить подругу, но запах алкоголя, исходивший от последней, был настолько силён, что она едва не упала рядом. — Чего это ты здесь? Ты же должна быть дома с папой.
— А его нету, — пробормотала жертва тёмного эля.
— Кого нет? Дома или папы?
— И того, и другого, — Мизори попыталась подняться на ноги. Ей удалось, но верхняя часть тела по-прежнему оставалась на земле. — Я теперь... Теперь я... я... — она билась с упорством решившего спрятаться посреди мостовой страуса, — бедная бездомная сиротка. — После нескольких бесплотных попыток она вновь оказалась на полу.
— Да ты пьяная в стельку!
— Но-но, дамочка! — девушка назидательно подняла вверх указательный палец. — Не в стельку, а в якорь, сухопутная ты крыса. Как я могла не помянуть папочку?
— Да видел бы он тебя сейчас!
— Батя бы мной гордился, — самоуверенно заявила Торвальд.
За окном свернула молния. И Эмм впервые пришло в голову, что её соседка пришла именно с улицы.
— Миз, дура, раздевайся сейчас же!
— Помогите, грабят! Сволочь, отдай штаны. Тебе на такие за всю жизнь не заработать.
— Сухая... — блондинка с непониманием разглядывала стащенные с подруги портки.
А за окном уже бушевала настоящая буря. Серебряные зигзаги молний отражались в мутных от эля синих глазах воздушной элементалистки. Вернее не синих, а тёмно-синих. Что-то изменилось — незначительное, невесомое, точно дуновение ветерка. Точно. Ветер! Ветер, точно
— Миз, — рука Эмм погрузилась во взлохмаченные волосы.
Только что бесившаяся колдунья теперь смотрела жалобно, несчастно, точно просила о чём-то. В глазах ее читалась немая мольба.
— Никакого алкоголя! — вслух ответила на неё мольбы Эмма, породив новую отчаянную попытку встать и нескончаемый поток грязной дворовой брани. — Почистить бы тебя, горе луковое, но это не в моих возможностях.
«Если вообще в чьих-то», — отметила она уже про себя. Обошла трепыхающееся тело и, ухватив его за ногу, поволокла к кровати. Тело начало что-то стенать о шторме и вантах и, наконец, затихло, погружённое в бездну перины.
— Знаешь, Эмм, а ведь это я виновата, — произнесла внезапно Мизори. Хмель из ее голоса никуда не пропал, но молодая студентка говорила серьёзно настолько, насколько ей позволяло состояние. — У нас в деревне была одна девушка, мы были подругами… ладно, она делала вид, что моя подруга, а я делала, вид, что дружу с ней. Я попросила её приглядеть за отцом — не задарма, конечно, деньги отправляла каждый месяц. А когда приехала, она мне вот так в лоб: «Умер!». Ума не приложу, на что она надеялась? В первой же таверне мне растрепали, что он умер год назад, и не факт, что сам. Сейчас вот думаю, зря я сказала, что больше сюда не вернусь. А может быть, просто не надо было возвращаться? Было обидно, нет, мне до старика нет никакого дела, но это, забодай меня барлог, мой отец! И плевать, что через десяток лет он подох бы от алкоголя, но в своё время он решил мою судьбу, и только я могу решать его судьбу! Она отнекивалась, но я могу быть убедительной, ты ж в курсе? Так вот, Эмм, эта девочка решила сэкономить на пойле. Понимаешь? Из-за пары десятков медяков она угробила папу. А я столько натерпелась, пытаясь прокормить этого урода! Вот как так? Хотела подарить ей дом после того как он умрёт — было бы славное приданое. А она всё испортила. Пришлось продать. Зато отгрохали мировые поминки — неделю не просыхали. Как говорится, во всём есть положительные стороны.
Торвальд замолчала. Молчание продолжалось несколько минут.
— А девушка? — робко спросила Эмма, косясь на колышущееся одеяло. — Ты же ничего плохого с ней не сделала? Мизори? Мизори, ты что, заснула?!..
Она проснулась уже перед самым рассветом. Безумно хотелось пить. Осушив любезно оставленный кем-то стакан воды, Торвальд села на кровати. Штаны и хитон, почищенные и поглаженные, лежали на стуле.
«Верно, надо сделать это сейчас, а то ведь потом могу и не решиться», — начинающая элементалистка оделась, завязала сандалии и бесшумно скользнула в коридор.
Ночью переходы здания пустовали. Здесь никогда не было охраны или дежурных, проблемы и конфликты решались в этих стенах своими же силами. Путь её ожидал неблизкий: вниз, на первый этаж, потом во двор и через рощу в преподавательский корпус.
Дверь в комнату была не заперта. Тихо скрипнули петли. Она не стала стучать, просто вошла внутрь, робко оглядываясь по сторонам, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Помещение напоминало скорее карцер, чем жилую комнату: обитые металлическими листами стены и мебель, застеленная брезентом кровать.