Следствие ведут дураки
Шрифт:
— Магомадов — мастер спорта, а ты, Иван — мастер спирта, — вздохнул Осип. — Да и я, если уж на то пошло, не тот уже стал. Зато, если они идут в ресторан, можно их… подпоить.
— Подпоить? Как? Подсядем к ним за столик и скажем: а вот и мы, будемте пить, господа? Да нас в расход по полной отгрузят, и на этот раз без ошибки, по верняку!
— М-да… тут просто так не обойдесси, — пробормотал Осип. — Мы будем следить за ними, а еще кто-то, верно, будет следить за нами. И неизвестно, кто первый до чего доследится. Ну, и что делать будем, Саныч? Ты же у нас актер, это по твоей части!
— Актер…
— Узнают — значит, не надо к ним на глаза попадаться. Ты грил, что был в ентом ресторане «Падуя»… ну и названьице! Неустойчивое какое.
— Был. А название, что название? Нормальное название. Город такой в Италии есть — Падуя. Ты-то, небось, кроме Пизы, и городов-то там не знаешь, да?
— Ишшо Рим, — пробормотал Осип, заметно обиженный таким небрежением к его географическим познаниям (сводящимся, правда, преимущественно к географии Восточной Сибири, в частности Колымского нагорья и Яно-Индигирской низменности, и Дальнего Востока). — Енто где папа. Ладно, ты не гнуси не по делу, Саныч, лучше давай кумекать, что делать с ентими… Жодле и Али Магомадовым. У нас времени осталося с гулькин хер. Уже одиннадцать без четвертя…
Иван Саныч мрачно воззрился на Осипа, а потом внезапно его лицо просветлело, и он проговорил:
— Значит, так! Есть идея, как говорят вонючие америкосы в своих идиотских сериалах, когда собираются пожрать, переодеться или принять душ. Позвоню-ка я одной своей старой знакомой, авось она чем и утешит. Она в плане утешения большая мастерица.
— Енто хто еще? Как зовут мастерицу?
— Ира из Чебоксар.
Осип захохотал:
— Что, прямо из Чебоксар?
— Ну изначально вообще — да. Из Чебоксар. Только она оттуда сбежала, когда ей было четырнадцать или пятнадцать. Окончила школу с отличием, между прочим, думала поступить во ВГИК или ГИТИС, но два раза провалилась на экзаменах… я, кстати, тогда и поступил во ВГИК. А кушать-то девочке хотелось. Путанила сначала в стольном граде Москве, потом выскочила замуж и умотала в Питер. Сейчас тут процветает, общается только с жирненькими и сладенькими дядечками по эксклюзиву. Цена у нее — две штуки баксов или сколько захочет. Вот такая штучка…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОВУШКА ДЛЯ ШПИОНОВ
— Мы уже один раз ходили в заведение, где были Жодле и Магомадов, — мрачновато проговорил Иван Саныч, причесываясь, — в Сен-Дени, в «Селект». Тогда там все кончилось кисло. Надеюсь, на этот раз нам повезет больше.
— Когда поймаем, паяльники и напильники для дознания-от применять будем? — в противоположность Астахову, почти весело спросил Осип. — У меня был один такой знакомый следак с говорящей фамилией Лох… из Киева он… так он в семьдесят первом устроил мене такую «пресс-хату», что я потом полгода из больниц не вылазил-от.
Иван Саныч только отмахнулся.
Перед самым выходом он предложил выпить на посошок, потому что от волнения его начало потрясывать, — но Осип так выразительно посмотрел на его, что Астахов-младший решил оставить эту меру для
А Осип не видел чудовищного поступка Вани Астахова по той простой причине, что он считал деньги. Деньги, оставшиеся после памятного обшаривания карманов беспечных парижан на Елисейских полях. Те франки, что наличествовали в кошельках двух обворованных французов и одной француженки, давно были обменены на «пиломатериалы» (по выражению Астахова), то есть рубли. Но и этих последних оставалось не так уж много, что-то около пяти тысяч, что по ценам неплохого питерского ресторана, коим являлась «Падуя», было совсем-совсем немного.
Правда, имелся незначительный НЗ в размере двухсот единиц в «капусте», но и эта «растительность» была весьма скудной в свете предстоящих расходов.
Так что денежная проблема грозила подкатить к горлу (а у отца просить денег Иван не хотел). И это при семидесяти миллионах Ваниного наследства и богатой Осиповой невесте! Обидно.
Они вышли из дома. В этот момент к подъезду подкатила темно-зеленая «десятка», дверь открылась, и оттуда сначала показалась длинная нога, затянутая в ажурный чулок, в дорогущей туфле на высоком каблуке. Вслед за первой ногой показалась и вторая, а затем на свет божий проявилась и самая обладательница упомянутых нижних конечностей.
При виде этой дамочки, обряженной в короткое вечернее платье достаточно вульгарного фасона, с глубоким декольте и явно не предполагавшего под собой изобилия нижнего белья, Осип выкатил глаза в лучших традициях старшины Гуркина и гмыкнул. А Иван Саныч приветственно помахал дамочке рукой и крикнул:
— Привет, Ира? Откуда едешь, не из Чебоксар ли?
В ответ на это Ира презрительно фыркнула и после некоторой паузы проговорила низким, глубокого грудного тембра голосом, тягучим и липким, как малиновый кисель:
— Да не, Ванечка, не из Чебоксар. Недавно в Римини прогулялась. Во Флоренции была, в Сан-Марино, ну и вообще покатались недурно. С одним пухлым папиком. Кстати, вовремя я приняла его предложение. Убили его позавчера вот. Подложили взрывчатку, — Ира взмахнула длиннейшими ресницами и закрыла глаза: — и так грохнуло, что машину на гаечки разобрало, а галстук его зашвырнуло на крышу пятиэтажки. А на галстуке запонка была, которую я ему подарила.
— Черрт! — выдохнул Осип, но не потому, что его глубоко взволновала трагическая и безвременная кончина «пухлого папика», а потому что при упоминании о запонке Ира глубоко вздохнула, и под ее платьем колыхнулись тугие шары размера этак четвертого.
— В общем, садитесь в машину, мальчики, — проговорила она. — Не торчать же на улице, чтобы нас все местные старушки-костогрызки песочили.
Осип, отдуваясь, бухнулся на заднее сиденье, обитое черной кожей, под насмешливым взглядом Ивана Саныча и недоуменно-равнодушным — Иры.
— Ну, сто лет не виделись, Ваня, — сказала Ира. — Думала, что больше и не увидимся. Ты где пропадал-то?
— В Париже! — ответил Астахов.
— В Париже? Это хорошо. Давно я там уже не была. Месяцев семь. Хороший город, только денег туда надо уж очень много везти.