Следствие ведут дураки

Жмуриков Кондратий

— Да то ж не твоя забота! — ядовито отозвался Иван Саныч. — Твое дело — обеспечить досуг.

Ира нисколько не обиделась. Очевидно, элитные путаны давным-давно избавились о вредной привычки обижаться. Она распустила сочные губки цветком и, показательно чмокнув Астахова куда-то в висок, нараспев произнесла таким тоном, что штаны Осипа затрещали:

— Ты все такой же ха-ам и отвратительный ти-ип. Зачем я тебе понадобилась?

— Да тут, Ира, наклюнулась одна непоняточка. В общем, нужно немного консумировать одного богатенького

французика, который сейчас сидит в «Падуе». Не столько консумировать, — Ваня поймал мутный взгляд хренеющего Осипа и пояснил, — в смысле разводить на выпивку и все такое, а — подпоить. Хорошенько.

— Французика — это хорошо. Они, правда, приставучие (это точно, подумал Ваня, вспомнив борт самолета) и сразу лезут со всякими гнусностями, не то что наши, которым сначала за жись поговорить можно. Зато — вежливые, обаяшки, хотя и манеры некоторые на наших черножопых смахивают.

— Кстати, о черножопых, — сказал Ваня. — Помимо этого месье Жодле…

— Его зовут?…

— Месье Жодле. Так вот, помимо этого месье Жодле, есть еще один гражданин солнечной Франции. Только в девичестве этот парижанин звался Али Магомадов и происходит он из не менее солнечной Чечни.

— Э-э, чичик — это непорядок, — недовольно протянула Ира. — Хотя среди них попадаются нормальные мужики. Если их не злить. Породистые такие.

— Ну, ты мне эту апологию чеченцев бросай, — сказал Иван Саныч, — как раз месье Магомадов из тех, что любят побезобразничать. Он у нас в Париже дом сжег, — добавил он с достоинством, заметив, как загораются глаза элитной проститутки. — Так что нехороший человек.

— А ты в Париже на ПМЖ? — спросила она.

— Скоро буду. У меня там дядя наследство отгрузил. Неплохое. Вот, закончу тут дела, и сразу рвану во Францию. С концами. Теперь о деле, Ирочка.

И он наскоро изложил экс-чебоксарке Ире то, что ей надлежало проделать по разработанному экспресс-плану. Завершил же свой не столь длинный, как могло бы быть, — время поджимало — монолог стандартной, но весьма изящно завернутой, фразой:

— И теперь подумай, какой суммой мог бы выражаться твой гонорар.

Ира подумала. Потом подумала еще немного. Наконец ее губы тронула легкая усмешка, и она сказала:

— Да какие счеты могут быть между старыми друзьями, Ванечка? Мы ж с тобой почитай пять или шесть лет знакомы, если не больше.

— Семь.

— Ну вот видишь, даже семь. А семерка — число счастливое. Какие там еще могут быть счеты после семилетнего знакомства? Так все сделаю. Тем более что платит клиент. Этот, как его… Жодле. А господина Магомадова я повеселю. У меня есть одна штучка, от которой недавно один счастливый отец семейства, трое детей и клуша жена, бегал по квартире, насадив на свое наежившееся достоинство торт… ну и все такое, в общем.

— Представляю, что там за штучка, — пробормотал Иван Саныч.

— И вовсе не то, что ты подумал. А Жодле… он симпатичный, этот Жодле?

— Ну

как тебе сказать? В меру носатенький, в меру волосатенький. Ножки кривенькие, глазки оливковые, в физии катаются, как на масляном блюде. Это когда он довольный и рабостный. А когда недовольный, так лучше на него и не смотреть вообще.

— Ну ладно, — выгнувшись и выставив вперед грудь, проговорила Ира, — значит, масляно-оливковый французик? «Французик из Бордо, надсаживая грудь…» Разведем. А Магомадова вашего… ну, завидно будет. Только ты, Иванушка, когда в Париже будешь жить, не забудь в гости пригласить. Да я сама к тебе на огонек заверну. Только адрес оставь.

— Ладно, ты, Ира, действуй, а мы скоро в «Падую» подгребем, — сказал Ваня. — Поехали-ка до нее, а там посмотрим.

— Да я еще должна домой подъехать. Переодеться. Не могу же я направиться в приличный ресторан в таком блядском виде, да?

Осип издал горлом непонятный раздавленный звук, а Ваня обернулся к нему и насмешливо проговорил:

— Да, вот такие дела, Осип. По-блядски выглядят только те, кто еще не стал блядью, а только метит.

Ира совершенно проигнорировала это замечание Астахова: кажется, ей было совершенно все равно, что говорят о ее персоне.

Эта самая персона была всесторонне обсуждена через десять минут, когда Ира, подъехав к своему дому, поднялась к себе в квартиру, а Осип и Астахов остались ждать ее в машине.

— Ну и знакомые телки у тебя, Саныч, — проговорил Моржов, — отпадные. Пер ее, нет.

— Да было дело… давно уже. Она тогда еще в таких козырных биксах не числилась. Так, была блядь средней руки. А потом подфартило, выкатилась на большую панель, ну и понеслось.

— Какая она-от… бескорыстная. Лавэ не требует.

— Бес-корыст-ная? — насмешливо протянул Астахов. — Кто, Ирка, что ли — бескорыстная? Да она со всех мужиков дерет по самому жуткому тарифу. А те ничего — платят. А меня она всегда выделяла, — горделиво добавил он. — Денег давала со своих заработков, это когда, значит, папа периодически забывал о моем существовании и о моей вредной привычке есть как минимум два, а лучше три раза в день. Называла меня своим альфонсом.

— Не понимаю я, Саныч, чего эти бабы так на тебя вешаютси, — сказал Осип, — посмотришь на тебя, как в чем только душа держится! А поди ж ты — нравишься им, курррва матка!!

— А я душевный, — заявил Ваня. — Вон она идет, кстати. У-ух ты!!

— Чаво… гы-де? У-у-у!!

В самом деле, даже не способные оценить одежду из фирменных бутиков со знаменитой улицы Фобур Сент-Оноре, Мекки современной высокой моды, — Осип и Иван Саныч были буквально придавлены тем, что сделала с собой Ирина буквально за несколько минут отсутствия.

До этого в своем вечернем платье она казалась эффектной и яркой, но в сравнении с ее новым прикидом прежняя одежда показалась бы дешевой, а она сама — вульгарной шалавистой бабенкой.