Слушать в отсеках
Шрифт:
А на форштевень начинает вскарабкиваться очередной чугунно-тяжелый водяной вал. Порой кажется, что теперь-то уж волна задавит лодку, окончательно погребет ее. Но проходит мгновение, нос корабля прорывает стеклянную толщу, выныривает из нее, вода сваливается с бортов, хлещет струями из бортовых шпигатов, вслед за ней с шумом, похожим на вздох облегчения, вырывается из шпигатов воздух, и кажется, что лодка, вынырнув из воды, отфыркивается совсем как огромный серый кит.
— Красотища-то какая! — не удержался от восторга Радько.
— И самое главное — никогда не надоедает, — поддержал его Золотухин.
Логинов отвел взгляд от горизонта, и глаза его сразу же потеряли настороженность, потеплели.
— Это
Глядя на распалившегося Логинова, Радько усмехнулся.
— Будь моя власть, я бы в эту галерею таких вот разочаровавшихся Казанцевых в принудительном порядке водил. Строем. Может, хоть это проняло бы их.
— Думаю, не проняло бы, Валентин Иванович. Они видят лишь то, что хотят видеть. Один, например, в беременной женщине видит счастье зарождения новой жизни, и она для него красива именно этим. А другой — лишь уродующие ее желтые пятна на лице и выпирающий живот. Так и в службе.
— А вы, Николай Филиппович, никогда не задумывались, откуда берутся эти самые разочаровавшиеся? — спросил Логинова Золотухин.
— Признаться, нет… Для меня они совершенно непонятны, да и встретился такой вот Казанцев в моем экипаже впервые. Не успел разобраться.
— Они, уважаемый товарищ командир, продукт нашей с вами недоработки. Наш, так сказать, производственный брак. — Радько с неподдельным интересом взглянул на Золотухина. — Мальчишками они приходят учиться в морские училища. Что их туда влечет? Романтика морской службы. Именно романтическая настроенность является их изначальным качеством, когда они принимают решение стать моряками. Молодости вообще свойственно мечтать о подвигах, о громких и интересных делах. Они и мечтали о них, идучи на флот. Они грезили дальними плаваниями, экзотическими странами, пальмами… Да, да, пальмами. Не ресторанными, в кадках, а пальмами Гавай, Кубы, Ямайки. Закончили училища — и чем же их встречает флот? Сухой обыденщиной, параграфами, инструкциями. Миражи заменяются действительностью. Кто посильнее духом, тот остается верен флоту, а кто-то и ломается, теряет интерес к службе. И наша с вами задача — помочь им найти себя, поддержать. Я, например, считаю очень правильной практику визитов в другие государства. Сходят наши моряки в чужую страну, людей тамошних посмотрят, экзотикой полюбуются, себя покажут. И глядишь, гордости за свой советский флаг прибавится, за свою моряцкую службу. А где гордость, там и любовь.
С кормы доносился гул дизелей. Когда волны наваливались на корму и затапливали выхлопные отверстия, гул становился глухим, ватным, будто слышишь его залитыми водой ушами. Но стоило воде схлынуть, газы, словно обрадовавшись, что им наконец-то дали волю, со свистом и ревом вырывались наружу, и стук дизелей становился оглушающе торжествующим.
На мостик то и дело попарно поднимались моряки. Одни — покурить, другие — просто подышать свежим воздухом. Испросив разрешения вахтенного офицера выйти, они выныривали из люка, протискивались в кормовую часть ограждения рубки, быстренько, но с наслаждением выкуривали сигарету-другую и спускались вниз. На смену поднималась новая пара. Таков неукоснительный закон: вахтенный офицер на случай срочного погружения должен точно знать, сколько человек находится на мостике.
Вот и сейчас он помнил — на мостике их семь человек: командир, замкомбрига, кавторанг из штаба флота, он сам, вахтенный сигнальщик и двое курящих. Раздайся в это мгновение рвущий душу
Из люка пулей вылетел старпом. Хоть он и старался проскочить снизу вверх по трапу так, чтобы его не застала в люке очередная волна, все-таки ему это не удалось, и на его голову, плечи море выплеснуло ведра полтора ледяной водицы. Нагнувшись, он нырнул под козырек рубки, отряхнул пилотку, китель, брюки и рассмеялся.
— «Холодок бежит за ворот», холера ему в бок. — И, сразу же посерьезнев, доложил, что все расчеты вариантов преодоления зоны ПЛО еще раз проверены и приведены в соответствие с сегодняшним состоянием моря и погоды.
Слева впереди на носовых курсовых углах из-за горизонта, как будто прямо из воды, начала вспучиваться макушка острова Угрюмого. Остров, словно огромный гранитный сторож, охраняет вход в Багренцовую бухту. Со стороны моря он неприступен: прямо от уреза воды до макушки метров на триста вздымаются совершенно отвесные сиренево-серые стены. Их покрывают частые морщины. Это за миллионы лет, отделяющие наши дни от того времени, когда в результате каких-то вселенских катаклизмов огромная глыбища откололась от материка и превратилась в остров, вода, время, студеные ветры избороздили гранит глубокими трещинами. У подножия острова круглый год безумолчно стонут волны. Плоская вершина его, как и береговые сопки, поросла пестрым ковром мхов и трав. Но с воды этого разноцветья не видно, и поэтому остров оставляет впечатление мрачное, нелюдимое, и по праву назвали его когда-то Угрюмым.
Однако люди давно прижились здесь. Со стороны материка, от которого остров отделяет неширокий пролив, склон не столь крут, и по нему пробили дорогу-бережник. Она сначала ровненько бежит вдоль берега, а затем поворачивает в гору и петляет до самой макушки острова. По ней, хотя и с трудом, автомашины добираются до верха. Здесь в годы войны стояли батареи береговой обороны, а теперь — наблюдательные посты.
— До точки погружения десять минут хода, — доложил по переговорке из центрального поста штурман.
— Есть. Дайте команду: приготовиться к погружению. Геннадий Васильевич, проверьте, пожалуйста. — Березин было ринулся к люку, но его за руку ухватил Радько.
— Подождите минуточку, Березин! Извините, товарищ командир, но я задержу старпома. — Он достал из кармана кителя конверт и передал его Логинову.
Тот изобразил на лице недоумение, затем неподдельный интерес, спросил для приличия: это, мол, что, какая-нибудь вводная? — хотя от Шукарева он знал о содержимом конверта. Прочитав записку, подписанную начальником штаба флота, в которой говорилось, что с этого момента он считается «убитым» и в командование лодкой вступает Березин, Логинов передал ее старпому. Березин быстро пробежал ее глазами, уловил смысл написанного, и в его голове мелькнула (какой же старпом не мечтает стать командиром?!) радостная мысль: «Ну держись, Генка! Вот оно! Началось!» Он справился с охватившим его ликованием, перечитал еще раз вводную, теперь уже спокойно и вдумчиво, и поднес руку к пилотке:
— Разрешите приступать, товарищ командир?
— Давайте действуйте. Я «убит». — Логинов спустился вниз, и через несколько мгновений в отсеках по трансляции зазвучал его голос: — Товарищи подводники, мы приступаем к выполнению нашей учебно-боевой задачи по преодолению зоны противолодочной обороны. Прошу соблюдать в отсеках максимальную тишину. С этой минуты, согласно вводной штаба флота, в командование лодкой вступает старший помощник капитан третьего ранга Березин. По всем вопросам прошу обращаться к нему… — Щелкнул выключатель трансляции, и штурман тут же доложил Логинову: