Смерть планам не помеха. Часть вторая: Наперегонки со временем
Шрифт:
Мне есть о чём жалеть. Я…я хочу жить. Очень хочу.
Я хочу снова совершать маленькие глупости.
Я хочу видеть, как растут наши дети, я хочу вставать раньше прихода Хинамори, просто чтобы насладиться тишиной.
Я хочу управлять кланом ещё тысячу лет, просто чтобы насладиться властью.
Я хочу больше путешествовать, просто чтобы насладиться миром и жизнью.
Но больше всего я хочу просто жить. Просто жить…ради Маюри, Нанао, Донохане, Момо, Нему, Елены и Магдалины, ради Камасу, ради Сифор…да даже ради Бьякуи! Я хочу видеть, как дети взрослеют, становятся сильнее, влюбляются…я хочу видеть, как они живут. Я хочу понимать, что живут они благодаря мне. И хочу любить все эти тысячу лет нескольких людей, которые, как я уверена, любят меня.
…я хочу стать человеком лучше, чем я сегодня.
– …Лучше, чем я сегодня…лучше, чем я сегодня…
– Капитан, очнитесь! Пожалуйста, очнитесь, капитан!
Рингоноки открывает глаза и тут же закрывает – её окружат все те, про кого она сейчас думала! «Они не должны видеть, как я умираю!»
– Пожалуйста, дайте мне спокойно умереть. Я не хотела, чтобы вы страдали от вида меня умирающей…
– Рингоноки-сама…вы плачете?!
– Что? – Рингоноки чувствует, как что-то течёт по её щеке. «Я плачу? Но ведь я…»
Рингоноки плакала горячими чёрными слезами. Она выплакивала все свои проблемы, всё своё отчаяние, все свои переживания…и, сама того не осознавая, она говорила! Она рассказывала свою настоящую историю, историю своих переживаний, историю каждой непролитой слезы; она рассказала и о путешествии в прошлое, и о своей смерти, и о воскрешении; она говорила, и плакала, и с каждой слезой и с каждым словом комок в горле словно становился меньше. Её не перебивали – это было бы жестоко по отношению к тому единственному синигами, который имеет право на одну-единственную истерику.
Шесть лет назад Рингоноки поклялась на своих волосах, что больше не заплачет. Шесть лет…за шесть лет всё то, что копилось в организме, чуть не уничтожило её! Нетсуден об этом знал. Он именно поэтому и погиб в своё время. Он поделился однажды формулой отмены клятвы с Кинушикую и сказал, что в случае его безумия она должна в последний час Рингоноки убедить или заставить её произнести формулу и остричь волосы.
А Нетсуден пришёл в себя после двух месяцев своеобразной комы в тот же час, когда Рингоноки выжила. Он сел на кровати и улыбнулся. Помешательство отступило. Нетсуден вернулся.
А Рингоноки, после этой истерики, отрубилась и спокойно заснула. Теперь небеса больше не будут плакать за неё, теперь она будет жить. Жить ещё тысячу лет, жить как человек, жить именно так, как она хочет. Жить ради других.
...Конец?...Ага, как же...
Только её история на этом не закончилась. Если бы она закончилась на этом возвышенном и пафосном моменте, это было бы слишком скучно. Но и назвать всё пройденное ею только началом невозможно. Поэтому скажем так: спираль сделала ещё один виток. Да, так будет правильнее. И чтобы хоть немного посмеяться, обратим внимание на Донохане. Вот у кого ещё судьба не устроена! Непорядок. Надо поправить. А кто это может сделать, как не Рингоноки?
– Как свадьба? – испуганно переспросила Донохане,- Зачем свадьба?
– Да, зачем свадьба? Я никому Ханку не дам!
– Хогэн,- Рингоноки сделала очень серьёзное выражение лица,- Донохане и капитан Комамура любят друг друга, а так как Хана теперь в моём клане, то я могу выдать её за него замуж…ну, хотя бы схемой брака по расчёту. И никто слова против не скажет. Всё просто и ясно. И по любви.
– А пушихвост об этом знает?
– Ещё нет, но предложение о союзе между двумя семьями я уже составила. Осталось вставить фотографию невесты. Донохане, сделай умное лицо…нет, лучше не делай, просто улыбнись (щёлк) готово. Ладно, всё равно дедушка капитана Комамуры не очень хорошо видит…будем надеятся, он действительно плохо видит. – тут Рингоноки подписала документ и приложила к нему печать реацу в виде уже известного значка. Скоро семья Омаэда сделает ей печать, а до тех пор придётся действовать вручную. Правда, Рингоноки заказала у них не только печать, но и какую-то интересную будущую реликвию и символ власти клана. Но что это – не знал никто. Но никто и не спрашивал.
Рингоноки всё-таки поняла, что
Нетсуден, кстати, уже очнулся и даже вернул рассудок. Только наружу он больше не выходит. Тот инцидент серьёзно отпечатался в его памяти. А Кинушикую за сообразительность и верность хозяйке он наградил, причём серьёзно: уступил ей своё право материализации. Теперь Пустая периодически появлялась в мужской бане и пугала мужской состав Готея. Однажды, правда, наткнулась на Кьёраку (полупьяного) и убегала уже сама. Но её это не исправило…И не надо.
Магдалину признали как дочь Маюри. Это милое и безобидное создание с очень явной реацу квинси и Пустого назвали, конечно, оксюмороном, но никакого шума поднимать не стали. Всем было достаточно знать, чья она дочь на самом деле. Рингоноки однажды показала её украдкой заточённому в Башне Раскаяния Яхве. Он признал Магдалину как свою дочь и наследницу. Естественно, Исиде об этом не доложили. Ему и так было тяжело: целая Империя на плечах, школа…
А Сифор спокойно жила на Земле с дедушкой. Рюкен добился того, чтобы её записали как его осиротевшую племянницу, которую он принял в семью. Про то, что она его внучка, никто знать не должен. И возраст Сифор он определил как четырнадцать лет. Для сравнения: его сыну семнадцать. Так что вариант с племянницей был оптимальным. Сифор оказалась совсем не как Урю: она послушна, внимательна к дедушке, не сквернословит, делает всё по дому, способна обучаться на дому. И ей много не надо: ту одежду, которую дедушка подобрал для неё в первый день, она носила с радостью и даже почти не пачкала (только не по своей вине). Готовила, убиралась, пыталась помогать с работой. Да, почти ничего не говорила, но её и без слов прекрасно понимали. Она начала рисовать мир вокруг себя: Рюкен нашёл у неё в комнате много очень точных рисунков его квартиры, его больницы, портреты какого-то красивого блондина в белых одеждах, молодых девушек в не менее белых одеждах, портрет его самого за работой, портрет Урю во время шитья…только её портрета не было. Хотя наброски Рюкен видел. Неплохо, неплохо, но как-то выпукло…впрочем, причину этого он выяснил быстро: Сифор рисовала себя, основываясь на отражении в стеклянном стакане.
Когда Комамура узнал о предложении Рингоноки, он согласился не раздумывая. Дед на него посмотрел с сомнением, но дал добро. Связь с благородным кланом, немногочисленным, но уже очень сильным, никому не повредит. Учитывая, что эта девчонка и есть та самая, из-за которой его внук всё ещё жив, никакой это не политический союз. Просто Рингоноки решила убить двух зайцев одним выстрелом, и у неё это получается. Сила – это ещё не залог победы: гораздо больше ей помогают мозги. Оба полушария, спинной мозг и желудок.
За день до свадьбы Рингоноки подошла к Донохане, чтобы подготовить её к замужеству морально. Учитывая, что Донохане пребывала в святой и непоколебимой уверенности, что детей находят в капусте, это было вполне кстати.
– Итак, Хан, проведём итоговый опрос. Откуда берутся дети?
– Из капусты, разумеется.
– Ага. Значит, мы там с Яхве на крыше капусту сажали, получается?
– А мне откуда знать? Может, вы её там ели! И вообще, почему ты спрашиваешь?
Рингоноки покачала головой: Донохане всё-таки ещё такой ребёнок…Вздохнув, она пошла за подмогой в лице Маюри. Пока она ходила, пришли остальные члены клана Куротсучи с друзьями, припёрся Ичиго (его тоже пригласили на свадьбу) с друзьями, пришёл Генрюсай с лейтенантом, да даже Бьякуя пришёл! Через пять минут комната Донохане напоминала зал совещаний. Рингоноки грустно осмотрела всё это безобразие и порадовалась, что её особняк (надо что-то с Пустыми делать, однозначно) не в Сейретее. Но и в Уэко Мундо оставаться нельзя – пришло письмо от Совета 46, что резиденция благородного клана должна быть не далее чем в тридцати районах от центра. «Надо будет что-то делать: точно не бросать особняк, мы его только отремонтировали и обжили, но куда же его устроить в Сейретее? А может…»