Смертельно безмолвна
Шрифт:
– Мы знаем, что дар каждой ведьмы питается энергией природы, и знаем, что стихия Ариадны – огонь. Еще мы знаем, что уже давно никто не относил себя к стихии Воды.
– Почему? – Я недоверчиво хмурюсь.
– Есть определенная иерархия ведьм, Мэттью, в зависимости от того типа энергии, который их подпитывает. Вода – первоначальное воплощение самой Жизни. Поэтому все ведьмы водной стихии, гораздо сильнее и выносливее остальных.
– А к каким стихиям относитесь вы?
– Я – воздух, – отвечает Мэри-Линетт. – Норин – земля.
– Таких, как мы
– Вы про надпись на зеркале? Сгорающий в Огне, в Воде возродится?
– Именно. – Норин решительно приближается ко мне, и я замечаю, как у нее в глазах проносятся разные чувства, ни одно из которых я не могу описать словами. – Только Вода победит Огонь, что значит, что мы должны найти ведьму, которая принадлежит к водной стихии. Она поможет Ари, я уверена.
– Поможет? – Недоверчиво переспрашиваю я и делаю шаг назад. – Норин, но ведь вы сказали, вода победит огонь, а не поможет ему.
– Неважно.
– Думаете?
– Конечно, нет. – Женщин взмахивает рукой и отворачивается. – Мелочи.
– Я бы так не сказал.
– Мэттью..., – неуверенно шепчет Мэри-Линетт, но я лишь подаюсь вперед.
– Что, если человек, которого мы найдем, убьет Ари? Вы не подумали об этом?
– Ноа Морт не стал бы наводить нас на ложный след, – предполагает Джейсон.
– Но вдруг он сам не знает, что делать?
– Считаешь, ты умнее Смерти? – Норин резко переводит на меня взгляд и стискивает в кулаки пальцы. – Прекрати, ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
– А вы имеете? – Женщина собирается ответить, но я опережаю ее, вскинув ладони в сдающемся жесте. – Подождите, – шепчу я, – мне не зачем спорить. Я не хочу спорить. Но я думаю, прокручиваю в голове ваши слова и вижу, что все не так идеально, как кажется.
– А что вообще идеально в нашем мире, Мэтт? – Распахнув глаза, спрашивает Норин. Она нервно дергает плечами и отходит назад, словно бежит от меня и от моих вопросов. А потом она останавливается, оборачивается и вновь кажется мне уверенной в себе. – У тебя за плечами так мало прожитого. Ты еще не понял, что иногда, ошибаясь, люди приходят к большему, потому что проходят через самое трудное.
– Вы осознанно рискуете, Норин.
– А мы не в том положении, чтобы выбирать. Я согласна рискнуть, потому что знаю, что если Ари будет что-то угрожать, я закрою ее собой, и она останется в живых.
– Но почему кто-то вообще должен пострадать? – Не понимаю я.
– Потому что по-другому не бывает.
– Норин, Мэтт прав, – неожиданно заявляет Мэри-Линетт, и я перевожу удивленный взгляд на вторую тетю Ари. – Прошел всего день, у нас есть время подумать! Пророчества всегда сбываются, ты ведь знаешь. А в нем говорится о смерти.
– У нас нет времени подумать. С каждой минутой добра в Ари становится меньше.
– Пожалуйста, давай...
– Нет, – обрывает
– Не надо, не говори так.
– Но это правда. Я не собираюсь упускать возможность лишь потому, что какому-то мальчишке показалось, будто Смерть понятия не имеет, о чем просит.
Я недовольно стискиваю зубы, а Норин срывается с места и выходит из кухни, стуча толстыми каблуками об пол. Джейсон невесело улыбается, а затем выдыхает:
– Я схожу за ней.
Он уходит, а я устало придавливаю пальцами глаза и упираюсь спиной о шкафчики. Почему все так пренебрежительно относятся к моему возрасту? Глухо усмехаюсь и вдруг понимаю, что толика терпения удерживает меня от попытки проломить дыру в стене этого идиотского дома. Я пытаюсь помочь, а мои слова воспринимают в штыки. Но зачем мне с ними спорить? Зачем ставить палки в колеса? Я хочу вернуть Ари, возможно, больше всех их вместе взятых. Неужели до них никак не дойдет эта банальная истина?
– Каждый переживает по-своему, Мэтт, – говорит Мэри-Линетт и стаскивает с миски зеленое яблоко. – Кто-то злится, а кто-то кидается с головой в приключения.
– Приключениями вы называете попытки самоубийства, или попытки подвергнуть ту девушку, из-за которой мы вообще собрались здесь, опасности?
– Мы не идеальные тетушки, а ты не идеальный парень. Норин испугана.
– Все испуганы.
– А тебя сложно переубедить, верно?
Я пожимаю плечами и бросаю:
– Наверно. Я соглашаюсь с людьми, когда вижу, что они говорят правду, но пока что вы просто пытаетесь оправдать сестру, и решающий фактор тут эмоции, а не рассудок.
– Какой ты холодный и расчетливый, – ворчит Мэри, – а не ты кричал в ванной, что у тебя голова кругом, и что ты ничего не понимаешь?
– Я не...
– Что?
– Это другое.
– Да ладно. – Мэри откусывает огромный кусок от яблока и невнятно бурчит, – а мне так не показалось. По-моему, ты слишком много требуешь от людей, Мэттью. Научись не только себе делать поблажки, но и тем, кто тебя окружает.
– Я делаю людям поблажки, – оправдываюсь я. – Делаю.
– Ты, наверно, сейчас говоришь про Бетти, которая убежала вся в слезах. Или, может, ты говоришь про брата, которого оставил одного?
Я собираюсь ответить, но затем закрываю рот и отворачиваюсь. Горло вспыхивает, а лицо краснеет, словно на него вылили тонну краски. Неужели я не прав?
– Люди должны сами выбираться, должны уметь выбираться, – нерешительно шепчу я и замечаю, как Мэри-Линетт поджимает тонкие губы.
– А ты научился выбираться? Не говори чепухи, мальчик. Этому нельзя научиться.
Я ничего не отвечаю. Поправляю низ чужой футболки и вдруг понимаю, что обязан пойти к брату. Слова этой женщины заседают в голове, и мне становится стыдно.