Смертельное шоу
Шрифт:
– - Да я в жизни... Вон там, -- проткнула она толстым пальцем воздух в сторону огорода.
– - Возле туалета нету кустов малины. Перелез -- и по тропинке сюды...
– - Пошли, -- позвал за собой Андрея Санька.
– - Без толку, -- посомневался тот.
– - Часа три-четыре прошло, как он свалил...
– - Пошли.
Подавая пример, он двинулся по дорожке, выложенной смесью цемента и прибрежной гальки. Цемента было гораздо меньше, чем гальки, и она, чувствуя свое преимущество, а, скорее, просто не чувствуя скрепляющей силы цемента, шевелилась
На земле вдоль дорожки ни слева, ни справа не появилось ничего, что могло бы остановить взгляд. Сухие округлые дырочки от ходов медведки, присыпанные пылью травинки, пара колышков, так и не пригодившихся для помидорных кустов, узкие черные языки -- следы ночной поливки.
– - Вот и сортир, -- пробурчал Андрей.
– - Сам видишь -- на песке следов нет.
– - Тогда все ясно, -- задумчиво ответил Санька.
– - Что ясно?
– - Потом скажу.
– - А-а, ну да! Ты же на сыскаря учился! Может, ты словесный портрет злодея по обрывкам струн составишь?
Санька резко обернулся. В его глазах было столько уверенности и воли, что Андрей опять ощутил себя не менеджером группы, а распоследним из музыкантишек.
– - Вчера Буйноса чуть не убили, -- сказал Санька.
– - Как это?
– - Покушение с поджогом.
– - И что? Не погиб?
– - Я же сказал: чуть!
Вчера вечером всех оставшихся сил Саньке хватило лишь на стакан молока. Разговаривать ни с кем, даже с Андреем он не стал, и в том, что он только теперь решил поделиться новостями, тоже сквозил элемент начальственности.
– - Значит, та гарь, что была у тебя на шее...
– - начал Андрей.
– - Да, все оттуда, от Буйноса. Кто-то бросил в его кабинет бутылку с зажигательной смесью...
– - Как в войну!
– - восхитился Андрей.
– - В каком смысле?
– - Мне батя рассказывал, что в войну, а он совсем молоденький был, вместо гранат бутылки с зажигательной смесью давали. Называлось "Коктейль Молотова". А почему Молотова, а не Ворошилова или там Буденного -- не ясно.
– - Коктейль, значит...
Обломанная ветка малины в дальнем углу огорода приманила санькин взгляд.
– - А того, кто бросал, не поймали?
– - на всякий случай спросил Андрей.
– - А как ты думаешь?
– - Понятно.
– - Постой здесь, -- попросив барабанщика, двинулся вдоль кустов малины Санька.
Шипы больно, по-кошачьи царапали кожу на руках, но он упрямо шел, не замечая злого малинника. И шипы перестали драться. Упрямство часто побеждает.
Почерневшая от ночного полива земля вокруг помидорных кустов длинными языками тянулась и к малиннику. Переступая грязные полосы, Санька с трудом добрался до угла огорода и уже хотел шагнуть по пояс в малинник, но кроссовка повисла в воздухе. Точно перед нею в размякшей земле виднелся отпечаток куска подошвы. Судя по обилию геометрических фигур -- кроссовки. Со следующим шагом той же ногой чужак не попал в грязь. Пыль плотно впечаталась
Двинувшись по направлению шагов, Санька выбрел к курятнику, обогнул его, пересек двор и с радостью обнаружил под окном комнатки еле заметное черное пятнышко.
– - В каком часу вы поливали помидоры?
– - обернулся Санька к тетке, сидящей с окаменевшей спиной все на той же скамейке.
– - С двенадцати до часу, значится... Только вы не говорите никому.
– - А что будет? В ссылку отправят?
– - Ну это... Штрафануть же могут. За чужую воду.
– - Глупости все это. Нет сейчас такого закона.
– - Да конечно!.. Колонка ж от железнодорожной станции. Они за воду платют, а не мы. Если прознают...
– - А думаете, не знают?
Хозяйка проглотила вопрос, не в силах его переварить. Еще со времен Хрущева, когда железнодорожники поставили эту колонку для своих сотрудников, живших на улице, все приноровились поливать огороды по ночам. Ну, во-первых, потому, что днем нельзя -- листья тех же помидоров погорят, а, во-вторых, ночной полив был своего рода воровством, а воровство чаще всего утаивается.
– - Легли вы, значит, в час ночи?
– - не унимался Санька.
– - Во втором часу.
– - И ничего подозрительного не видели и не слышали?
– - Так я уж говорила, что ничего. Токо это...
– - Что?
– - напрягся Санька.
– - Где-то под утро куры заметушились. Темень еще была. Я еще подумала, петух кукареть подсобрался да передумал. А минут через десять он и вправду заорал. Первую зарю, значит.
– - Ну что?
– - вернулся к дому Андрей.
– - Нашел чего-нибудь?
– - Нашел -- едва ушел, -- мрачно пошутил Виталий.
Он сидел на другой скамье, у окна, обняв за плечи поникшего Игорька, у которого на коленях лежала изувеченная гитара. Глядя на них, можно было заплакать. Гитара лежала, как зарезанный ребенок.
– - Все, мышьяковцы, не поминайте лихом!
– - вырос на пороге дома Эразм.
С черным гитарным футляром за спиной он смахивал на охотника, собравшегося на сафари в Кению. Наверное, потому, что часть футляра, внутри которого находился гриф, смотрелась ружейным чехлом, а на вязанной шапочке был типично африканский узор. Черные кругляшки очков тоже навевали что-то жаркое, экваториальное. Ничего, кроме футляра, у него не было. Каким приехал, таким и уезжал.
– - Это не по-честному, -- зло сказал Андрей.
– - Ты обещал мне, что выручишь группу.
– - Я -- профессионал. И пашу за деньги. А если каждый день сплошные убытки, да еще и чуть не сделали наркоманом, то ничего, кроме "Гуд бай", я вам сказать не могу.
– - Аппаратура есть в доме культуры, -- вяло посопротивлялся Андрей.
– - У них нет "Гибсона". Да и не в "Гибсоне" дело. Я лучше в Питер поеду. Меня в один кабак звали играть. Там тоже бандитов хватает, но они хоть не такое зверье, как местные...