Снова на привязи
Шрифт:
Накато полежала, ожидая, что вот-вот кольнет руку там, где находилась печать. Но, видимо, Амади не мог читать мысли на расстоянии. И представить не мог, что его игрушка полезет обратно под землю.
Она поерзала туда-сюда, и принялась, извиваясь, втягивать тело обратно в нору. Стоило заползти с головой, как земля посыпалась, заваливая с таким трудом разрытый проход. На это Накато внимания решила не обращать. Ерунда! Нора уже раскопана. А раз так — она проползет по ней снова. Да и возвращаться не так далеко. Она ведь тянула за собой узел с добычей какое-то время.
Накато торопливо
Глава 43
Отползти назад пришлось дальше, чем она думала.
Накато успела снова ощутить духоту. Да и сердце вновь принялось колотиться — правда, пока что от спешки, а не от удушья.
А когда наткнулась на узел, пришлось еще немного проползти назад, чтобы дотянуться до него пальцами. Затем — извернуться, чтобы пропихнуть плотно свернутое покрывало мимо себя, так, чтобы оно оказалось впереди нее.
С досадой приметила, что края начали обтрепываться и разворачиваться, мешая ей. А ведь она так тщательно сворачивала его, чтобы получился аккуратный сверток!
Ладно уж. Придется выбираться так, как есть. Накато принялась снова двигаться вперед, неуклюже пихая сверток впереди себя.
Получалось из рук вон скверно. Вдобавок покрывало перекрыло нору впереди, точно пробка, и не позволяло теперь воздуху попадать внутрь. Осознание, что тот слабый приток, что был, перекрыт, вызвало досаду. Но не согласие бросить добытое. Накато, стиснув зубы и извиваясь, точно червяк, упрямо двигалась вперед, выпихивая свернутое покрывало. И припоминая все ругательства, какими обыкновенно пастухи награждали разбегающихся страусов.
По лицу вновь потек градом пот. Стекая, он частично впитывался в покрывало.
Накато, сдавленно рыча сквозь стиснутые до скрежета зубы, прядала вперед. Вновь царапала руки о камни и комья почвы, обдирала пальцы, плечи и бока.
Когда наконец выбралась, долго отплевывалась от налипшей на губы и набившейся в рот земли. С удивлением подумала, что в первый раз, кажется, ей удалось не наесться камней и пыли. Лежала снова по пояс в земляной норе в обнимку со злосчастным свертком, размазывая по лицу пот вперемешку с грязью, и глядела в сереющее небо.
Когда выбиралась в первый раз, царила кромешная тьма!
А тут — похоже, скоро рассвет. Еще немного, и она услышит свист рассветного вестника. Последняя мысль заставила ее стряхнуть слабость.
Отдохнет! Сначала нужно уйти отсюда подальше.
Накто выбралась окончательно, вытянула из норы ноги. Полюбовалась чернеющим провалом и принялась спешно его закапывать. Кругом неумолимо светлело.
*** ***
Прихрамывая, бывшая рабыня спешила среди степной травы. К груди она крепко прижимала потрепанный сверток, в котором с трудом можно было узнать богатое покрывало.
Хромать заставила длинная глубокая царапина, протянувшаяся с середины стопы до самого верха икры. А еще она как-то ухитрилась поранить пятку.
Забравшуюся было на ум мысль о жадности решительно смахнула в сторону. Чушь! Она вполне могла пораниться и тогда, когда выкапывалась в первый раз. Да и потом: что
Накато встряхнула головой. Глупости все это! На ней все заживает легко и быстро.
Вот что на самом деле нужно — так это отыскать источник воды. Да, у нее в покрывале завернуты две бутылки вина. Только ее сейчас мучает жажда, и выпить ей хочется чистой воды.
А еще помыться. Смыть с себя грязь и пот.
И помыться желательно днем, пока светло, и пригревает солнце. Чтобы успеть высохнуть до наступления темноты. Костер она развести не сможет: в усыпальницу положили много разного. Но никому не пришло в голову, что мертвой ведунье понадобятся принадлежности для разведения огня. Так что среди оставленных для покойной даров их не положили. А Амади не дал ей с собой ничего.
Ничего! Она и так справится.
Рассветный вестник свистел пронзительно над головой, рассекая наливающийся синевой свод. А кругом становилось все светлее.
Она отыскала родник, когда солнце поднялось достаточно высоко. Кругом не было заметно ни следа присутствия людей. Накато, не раздумывая ни мгновения, скинула испачканную изодранную тунику и принялась тщательно отмываться. Промыла волосы, отстирала одежду. Напилась воды всласть. Потом отряхнула как следует покрывало.
Отойдя в сторону от родника, на небольшой взгорок, вытоптала себе среди травы небольшой пятачок. Поверх согнутых стеблей уложила тунику — пусть сохнет. Расстелила покрывало и вытянулась на нем. Блаженно прикрыла глаза. Сверху светило солнце, пригревая. До чего все-таки хорошо!
Наверное, она заснула. Потому что, когда открыла глаза, солнце успело перевалить зенит и заметно сползти к горизонту.
Кругом по-прежнему царило безмолвие. Ни малейшего отголоска человеческой речи, тем более — звуков кочевья. Только свист птиц, стрекот насекомых и шелест травы.
Накато села на покрывале, потянулась. Тепло!
Тепло и хорошо. Солнечные лучи пригревают, а ветерок обдувает кожу. Свежий воздух — сколько угодно, и можно им дышать полной грудью.
В животе заурчало. Точно! Она ведь так и не поела, когда выбралась. Только напилась чистой воды из родника и выкупалась, смыв с себя налипшую землю и пот. Осмотрела царапины — затянулись. Даже пятка, наколотая, по всей видимости, острым камнем, не болела. Ногти остались обломанными, но царапины на пальцах превратились в тонкие белые полоски. Завтра не останется и их.
Накато дошла до родника, умылась. После вернулась и наконец-то поела. Из могильника она прихватила кусок запеченного мяса — на ее удачу, тот еще не протух. И сладких лепешек с засахаренными орехами.
С удовольствием закусив, запила вином. Коснулась печати. Та не отзывалась, не напоминала о себе. Должно быть, Амади не до нее. Да и что она ему! В кочевье ей сейчас не вернуться, а новых планов он, видимо, еще не настроил. А беспокоиться ему не о чем: никуда она не денется. Печать не позволит ей затеряться.