Сны Персефоны
Шрифт:
Персефона судорожно вздохнула. Её любимый эпитет был — «невыносимо-сладкая». Его ей удалось прочувствовать на себе накануне ночью. Поэтому сейчас — от того воспоминания — нежные щёки Персефоны вспыхнули, будто утренняя заря. Она плотнее сжала ноги, поскольку низ живота стянуло в узел желанием, и прогнулась в спинке, из-за чего тонкая ткань хитона обтянула скульптурной формы грудь, которая идеально помещалась в ладони Аида.
Муж же, наблюдая эту картину, буквально пожирал взглядом юную Богиню Весны: жена
Сейчас Персефона чувствовала его взгляд, как прикосновение, будто он и впрямь раздевал её, осыпая каждый открывшийся участок кожи жадными поцелуями.
Сознание мутилось, и трудно было оценивать ситуацию.
Вон и Эвридика заёрзала, переключая внимание Владык на себя:
— Эмм… — протянула она.
Персефона положила узкую ладошку на руку Аида и сказала, всё-таки собравшись с мыслями:
— Мой царь, отправить эту неразумную душу на Поля Мук мы успеем всегда. Нынче же лучше оставить её в моей свите — очень уж любопытно посмотреть, явится ли за ней её аэд?
Муж самодовольно улыбнулся:
— А ты жестока, — проговорил он почти с восхищением, — пусть будет по-твоему.
Зеленокожие нимфы — личные прислужницы Персефоны — утащили Эвридику с собой. Глупышка оглядывалась и всё кричала: «Благодарю, царица! Благодарю»
Персефоне же было жаль малышку: как велика должна быть любовь, чтобы пойти за возлюбленной в Подземный мир?
Аэды лживы и трусливы — Аид прав.
Суды закончились, и муж поспешил увести её в спальню. Сегодня они искали эпитеты к слову «совершенство». Персефона парила в облаках, утопая в нежности и страсти…
Потом они лежали расслабленные. Аид на боку, подперев голову рукой, любовался ею. В глазах его сейчас сияли звёзды, из которых складывалось её имя. Такой взгляд — теплый, влюблённый, с искорками счастья — могла видеть только она. И то — в такие вот минуты полного удовлетворения.
Персефона чертила узоры тоненьким пальчиком на широкой груди. Ей не хотелось говорить вообще ни о чём, но при этом вопрос так и прыгал на языке. И она всё же спросила:
— Почему ты не любишь аэдов?
— Потому что когда они видят кого-то, вроде тебя, они начинают говорить дурь: «В языке нет слов, чтобы описать такую прелесть!»
Персефона хихикнула — так ловко передразнил Аид сладкоголосых певцов любви.
— А разве ты сам,
Аид притянул её к себе, нежно поцеловал и грустно произнёс:
— Сравнила! К тому времени я сто лет безвылазно сидел в своих подземельях. Вокруг — только рожи, морды, пасти, клыки, когти… Поднялся на поверхность — а тут такое чудо. Любой онемеет.
Она устроилась у него на груди и слушала, как — только для неё — взволнованно колотится сердце того, кого полагали бессердечным.
— Я помню, ты танцевала, — его голос звучал сейчас хрипло, — а я смотрел и думал: «Неужели в подлунном мире возможна такая красота».
Персефона приподняла голову и лукаво поинтересовалась:
— Хочешь станцую вновь? Только для тебя.
Он тут же согласился, и глаза его сказали в тот миг её куда больше, чем все восторженные оды поэтов.
А потом — они долго разучивали эпитеты к слову «моя»…
…Орфей всё-таки пришёл.
Живой, поправ существующий порядок, явился в Царство Смерти. И сейчас стоял пред тронами Владык, как недавно стояла его жена. Смотрел дерзко и смел требовать:
— Верните её.
Аид хмыкнул:
— С чего ты взял, что я верну. Никто не возвращается из Подземного мира.
Орфей мотнул чёрными вихрами:
— Твоя царица возвращается.
— Она не умирала…
Разговор принимал опасное русло — Персефона физически чувствовала, как кипит её муж. Ещё немного — и грянет буря. Поэтому она положила ладонь на его руку и осторожно пожала: остановись! не злись! он не стоит!
Аид немного успокоился, но всё же резко произнёс:
— Не смей сравнивать себя с богами!
— Ну так и я — не простой смертный. Моя бабка — богиня, а мать — муза. Жена была нимфой. Могу сравнивать!
Аида давно бесило подобное положение вещей: боги и богини вступали в отношения с существами более низкими, производили на свет вот таких полукровок, которые мнили себя равными.
— У бога есть оружие, и он всегда бьёт наверняка, — гордо произнёс Аид. — Ты так можешь? Сможешь сразить бога?
И крепче сжал двузубец.
— Хочешь проверить? — нагло заявил Орфей и вытащил из-под гиматия кифару.