Сны Персефоны
Шрифт:
— Уговорили, — согласилась, наконец, Каллигенейя. — Тогда идём собираться.
— Да-да, — сказала Иахе, — и притом нам нужно принарядиться, как следует. Говорят, там сами Крониды будут!
— Я слышала, — Фено многозначительно подняла палец вверх, — Посейдон присматривает себе жену из морских…
— Рассказывают, ему приглянулась дочь Нерея, — вставила сведущая Левкиппа.
— Которая из них? — поинтересовалась
— Вот и расспросим океанид! — привела веский аргумент Левкиппа.
И девушки пошли в грот, который был их обычным пристанищем в солнечные дни, чтобы принарядиться к выходу.
Во время их беседы Кора молчала. Молчала она и теперь, когда подруги расчёсывали её медные кудри и вплетали в них цветы.
Кора ещё прибывала в том возрасте, когда разговоры о мужчинах, сватовстве и предстоящем замужестве скорее пугают, чем будоражат ум. Но при этом кажутся необыкновенно привлекательными: хочется слушать-слушать-слушать. Впитывать, как измождённая жаром почва — воду, каждое слово. Что, впрочем, и делала юная Кора. Не вмешиваясь в разговор старших подруг, но жадно поглощая всю информацию, которой они, хихикая и перемигиваясь, делились с ней.
На вечеринку к океанидам девушки явились нарядными и счастливыми.
Океаниды тут же обступили их, со смехом и весельем увлекли в хоровод на морском берегу.
Волны ластились к песчаному пляжу, перемигивались в ночном небе звёзды, улыбалась сверху Селена-Луна и, должно быть, сожалела, что сама не может покинуть пост и влиться в их беспечные игры.
Вечер обещал быть радостным.
Но тут по стайке девушек пробежал взволнованный шепоток:
— Крониды здесь! Они смотрят на нас!
Кора бросила взгляд в ту сторону, куда показывали океаниды, но не увидела ровным счётом ничего. Лишь воздух густел и колебался в том месте, где, по словам морских дев, находились боги.
— Левка[2], спой! — попросил кто-то.
Из группы выступила вперёд одна океанида. Она не блистала красотой, её, скорее, можно было назвать миловидной. Очень нежной и тонкой, как молодой тополёк. Серебристые волосы струились по хрупким плечам, а глаза переливались, будто в них опрокинулось море, — такие же изменчивые, бездонные и манящие.
Остальные нимфы, а с ними и Кора, опустились на песок, чтобы насладиться песней своей сестры.
Когда Левка запела, то казалось, мир замер, заслушавшись, — таким мелодичным, дивным и чарующим был её голос.
Левка выбрала печальную песнь — о девушке, мечтающей о несбыточной любви: смертной — к богу.
Кора не совсем поняла, о чём собственно
Океаниды плакали тоже.
Лишь Каллигенейя смотрела куда-то вдаль и будто вновь — вглубь себя и теребила края серебристого хитона.
…мало кто успел понять, что произошло…
Левка вдруг замолкла и исчезла…
Вот была — и нет!
Только ветер, веющий могильным холодом, всколыхнул лёгкие одежды Коры, взвил рыжие волосы.
И, пожалуй, лишь она, в поднявшейся вдруг суматохе и криках, расслышала счастливый смех Левки — нежный, журчащий, кристально чистый…
Ей не ведомо было тогда, что, лишь столетье спустя, в таком же чёрном леденящем ветре унесётся из Серединного мира и она сама.
А потом во тьме и безжизненности Подземного мира увидит единственное дерево — серебристый тополь. Он будет ронять свои листья в озеро памяти… И её сердца коснётся печаль по несбыточной любви, о которой будут тихо нашептывать его ветви… И станет тоскливо, словно от измены.
Тогда юная Кора ещё не знала, сколь разными бывают лики любви…
_______________________________________
[1] Один из эпитетов Аполлона.
[2] Левка (др. — греч. «белый тополь») — в греческой мифологии прекрасная нимфа-океанида, которую полюбил Аид и похитил, увезя в подземный мир. Когда, по истечении определённого ей срока жизни, она умерла, Аид превратил её в белый тополь, растущий на Елисейских полях.
Я отдыхаю. После вчерашнего сумасшедшего дня могу себе позволить просто валяться и смотреть в потолок. Гермес предусмотрительно не заходит — и правильно, самое интересное ждёт его впереди.
Думая об это, злорадно улыбаюсь. Он заслужил, давно-давно заслужил.
Мы с девочками достаточно подробно обсудили план: то, что он остался в пределах этой комнаты — уверена, щит ставили все вместе. И теперь я могу предаваться грустным мыслям и грезить наяву.
Грёзы уносят в далёкое прошлое. Настолько далекое, что оно уже кажется не моим. Потому что в том далёком прошлом, увидев серебристый тополь на березу озера Мнемозины, я могла спросить Владыку Подземного царства, смело глядя ему в лицо:
«Ты любил её?»
Для того чтобы понять, кем раньше этот тополь — мне достаточно коснуться ветвей. Все растения мира сразу же рассказывают мне свои истории. Это деревце тоже не стало держать секретов от меня. Коснулась — и сразу увидела хрупкую среброволосую нимфу, умевшею так дивно петь о невозможной любви.
«Ты любил её?» — поговорила я вновь, потому первый раз он не ответил мне, глядя куда-то поверх моей головы.
Потом вздохнул, притянул к себе, спрятал лицо в волосах и глухо произнёс: