У тебя поседели волосы, Шура.Ты устала от водки, устала от шума.Потускнели глаза, маникюр облупился,и твой старый знакомый размяк и напился,И подходишь ты к зеркалу вялой походкой,и, почти что не глядя, ты машешь пуховкой.Телефонную трубку к губам приближаешьи кого-то смущенно в кино приглашаешь.Мне потом поясняешь: «Директор завода…Он совсем не такой… Мы знакомы полгода.Он сейчас позвонит…» — и садишься со мною,говоришь, что вот-вот разведется с женою.«Он постарше, но добрый зато — вот что ценно!» —и глотаешь с ладони крупинки сен-сена.Погоди. Не спеши с одеванием, Шура.Посиди. Пусть побудет на вешалке шуба.Этак рано спешить — что за странная мода?Да и будет звонить ли директор завода…Но рывком ты встаешь, и не веря и веря,поднимаешься ты,
устремляешься к двери.Обернувшись, за медную ручку берешься,и, как девушка, нервно и гордо смеешься…Февраль 1957
«Со мною вот что происходит…»
Б. Ахмадулиной
Со мною вот что происходит:ко мне мой старый друг не ходит,а ходят в праздной суетеразнообразные не те.И он не с теми ходит где-тои тоже понимает это,и наш раздор необъясним,и оба мучаемся с ним.Со мною вот что происходит:совсем не та ко мне приходит,мне руки на плечи кладети у другой меня крадет.А той — скажите, бога ради,кому на плечи руки класть?Та, у которой я украден,в отместку тоже станет красть.Не сразу этим же ответит,а будет жить с собой в борьбеи неосознанно наметиткого-то дальнего себе.О, сколько нервных и недужных,ненужных связей, дружб ненужных!Во мне уже осатаненность!О, кто-нибудь, приди, нарушьчужих людей соединенностьи разобщенность близких душ!18 марта 1957
«Заснул поселок Джеламбет…»
Заснул поселок Джеламбет,в степи темнеющей затерянный,и раздается лай затейливый,неясно на какой предмет.А мне исполнилось четырнадцать.Передо мной стоит чернильница,и я строчу, строчу приподнято…Перо, которым я пишу,суровой ниткою примотанок граненому карандашу.Огни далекие дрожат…Под закопченными овчинамив обнимку с дюжими дивчинамичернорабочие лежат.Застыли тени рябоватые,и, прислоненные к стене,лопаты, чуть голубоватые,устало дремлют в тишине.О лампу бабочка колотится.В окно глядит журавль колодезный,и петухов я слышу пениеи выбегаю на крыльцо,и, прыгая, собака пегаямне носом тычется в лицо.И голоса, и ночи таянье,и звоны ведер, и заря,и вера сладкая и тайная,что это все со мной не зря.1957
«Она все больше курит…»
Она все больше курит,все меньше говорит,то платье себе купит,то плачет вдруг навзрыд.И, подавая ужин,надменна и строга,она глядит на мужа,как будто на врага.И говорит: «Ну с кем,ну с кем, скажи, ты дружишь!Ты стал другой совсем,ты мечешься и трусишь…»Он кофе себе пьетс куском позавчерашними критиком домашнимсмеясь ее зовет.Она идет едва,лицо в подушки прячети горько-горько плачет,замужняя вдова.22 марта 1957
Злость
Добро должно быть с кулаками.
М. Светлов (из разговора)
Мне говорят, качая головой:«Ты подобрел бы. Ты какой-то злой».Я добрый был. Недолго это было.Меня ломала жизнь и в зубы била.Я жил подобно глупому щенку.Ударят — вновь я подставлял щеку.Хвост благодушья, чтобы злей я был,одним ударом кто-то отрубил!И я вам расскажу сейчас о злости,о злости той, с которой ходят в гости,и разговоры чинные ведут,и щипчиками сахар в чай кладут.Когда вы предлагаете мне чаю,я не скучаю — я вас изучаю,из блюдечка я чай смиренно пьюи, когти пряча, руку подаю.И я вам расскажу еще о злости…Когда перед собраньем шепчут: «Бросьте!..Вы молодой, и лучше вы пишите,а в драку лезть покамест не спешите», —то я не уступаю ни черта!Быть злым к неправде — это доброта.Предупреждаю вас: я не излился.И знайте — я надолго разозлился.И нету во мне робости былой.И — интересно жить, когда ты злой!25 марта 1957
«Что сделала со мною ветка вербы…»
Что сделала со мною ветка вербыв бутылке из-под ацидофилина?Что сделал пар над мартовским асфальтоми капли у сосулек на концах?Я шапку снял. Хожу и улыбаюсь.Плохой поэт мне кажется хорошим.Хороший представляется великим,а о себе уж я не говорю.Мне говорят: «Взгляните – это циник».Я
негодую: «…Это все неправда…Застенчивость души своей девичьейцинизмом внешним прикрывает он…»Кричит кассирше кто-то в магазине:«Вы пять рублей недодали мне сдачи!»Я тихо на пол пять рублей роняю:«Вы уронили… Поднимите их…»Мне кажется – плохого я не делал,хотя и знаю – делал я плохое,и думаю, что обо мне ты думаешь,хотя и знаю, что не обо мне.И страшно мне того, что ветка вербыв бутылке из-под ацидофилинаутратит вдруг значение свое…25 марта 1957
Патриаршие пруды
Туманны Патриаршие пруды.Мир их теней загадочен и ломок,и голубые отраженья лодоквидны на темной зелени воды.Белеют лица в сквере по углам.Сопя, ползет машина поливная,смывая пыль с асфальта и даваявозможность отражения огням.Скользит велосипед мой в полумгле.Уж скоро два, а мне еще не спится,и прилипают листья к мокрым спицам,и холодеют руки на руле.Вот этот дом, который так знаком!Мне смотрят в душу пристально и долгона белом полукружье номер домаи лампочка под синим козырьком.Я спрыгиваю тихо у ворот.Здесь женщина живет – теперь уж с мужеми дочкою, но что-то ее мучити что-то спать ей ночью не дает.И видится ей то же, что и мне:вечерний лес, больших теней смещенье,и ландышей неверное свеченье,взошедших из расщелины на пне,и дальнее страдание гармошек,и смех, и платье в беленький горошек,вновь смех и все другое, из чегоу нас не получилось ничего…Она ко мне приходит иногда:«Я мимо шла. Я только на минуту», —но мне в глаза не смотрит почему-тоот странного какого-то стыда.И исчезают вновь ее следы…Вот эта повесть, ясная не очень.Она туманна, как осенней ночьютуманны Патриаршие пруды.Февраль – 15 апреля 1957
«Сквер величаво листья осыпал…»
Сквер величаво листья осыпал.Светало. Было холодно и трезво.У двери с черной вывескою треста,нахохлившись, на стуле сторож спал.Шла, распушивши белые усы,пузатая машина поливная.Я вышел, смутно мир воспринимая,и, воротник устало поднимая,рукою вспомнил, что забыл часы.Я был расслаблен, зол и одинок.Пришлось вернуться все-таки. Я помню,как женщина в халатике японскомоткрыла дверь на первый мой звонок.Чуть удивилась, но не растерялась:«А, ты вернулся?» В ней во всей быланасмешливая умная усталость,которая не грела и не жгла.«Решил остаться? Измененье правил?Начало новой светлой полосы?»«Я на минуту. Я часы оставил».«Ах да, часы, конечно же, часы…»На стуле у тахты коробка грима,тетрадка с новой ролью, томик Грина,румяный целлулоидный голыш.«Вот и часы. Дай я сама надену…»И голосом, скрывающим надежду,а вместе с тем и боль: «Ты позвонишь?»…Я шел устало дремлющей Неглинной.Все было сонно: дворников зевки,арбузы в деревянной клетке длинной,на шкафчиках чистильщиков – замки.Все выглядело странно и туманно —и сквер с оградой низкою, витой,и тряпками обмотанные кранытележек с газированной водой.Свободные таксисты, зубоскаля,кружком стояли. Кто-то, в доску пьян,стучался в ресторан «Узбекистан»,куда его, конечно, не пускали…Бродили кошки чуткие у стен.Я шел и шел… Вдруг чей-то резкий оклик:«Нет закурить?» – и смутный бледный облик:и странный и знакомый вместе с тем.Пошли мы рядом. Было по пути.Курить – я видел – не умел он вовсе.Лет двадцать пять, а может, двадцать восемь,но все-таки не больше тридцати.И понимал я с грустью нелюдимой,которой был я с ним соединен,что тоже он идет не от любимойи этим тоже мучается он.И тех же самых мыслей столкновенья,и ту же боль и трепет становленья,как в собственном жестоком дневнике,я видел в этом странном двойнике.И у меня на лбу такие складки,жестокие, за все со мной сочлись,и у меня в душе в неравной схваткенемолодость и молодость сошлись.Все резче эта схватка проступает.За пядью отвоевывая пядь,немолодость угрюмо наступает,и молодость не хочет отступать.15 апреля 1957
Советы подлеца
Советы подлеца,услужливые демоны.Вы столько дел наделали,советы подлеца.Хихиканья раешные,нечистый пот лица…О, сколько вас – приемышисоветов подлеца!Ты жить хотел иначе,быть честным до конца.Зачем ты слушать началсоветы подлеца?Как ты пошел на это,как ты им поддался?Уже твои советы —советы подлеца.26 мая 1957
«Неодаренность плохо спит…»
Неодаренность плохо спит.Она завидует талантам.Они подобны все телятам,и каждый чем-то с толку сбит.Они не видят в ней врага,покуда молоды и бодры,и обо все ее заборыломают радостно рога.И сладость этой беготнидороже им, чем сладость славы,и ошибаются они,но все-таки и в этом правы.А их соперницы – словазвучат незыблемо, но зыбко.Она их судит и права,но это все-таки ошибка.26 мая 1957