Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
Мордастый красногвардеец остановился перед моим конем, широко расставил ноги и, уперев приклад в живот, начал палить, не глядя, в сторону чехов. К нему подбежал худенький мальчишка в фуражке, перевернутой козырьком назад. Упав на колени, мальчишка суетливо выпустил несколько патронов, осматриваясь после каждого выстрела беспокойными глазами по сторонам.
— Ж-ж-ж-ж!
— Ба-а-а-нг! Тю-и-и-и-и!
Шрапнель со свистом пронеслась над головами.
— О-о-о! — захрипел кто-то рядом.
— Ж-ж-ж!
Заглушая
— Командиры! Чего на открытом месте?..
Крик потонул в железном грохоте взрыва. Тогда, не выдержав, отряд побежал.
— Наз-а-ад! — захрипел, надсаживаясь, Акулов. Но голос покрыл дикий рев и матерщина. Угрожающе вскинув штыки, красногвардейцы побежали к лесу.
— Ж-ж-ж!
— Ба-а-а-нг!
Мы повернули коней. Военрук вылетел вперед, пустил лошадь в карьер. Облако желтой пыли скрыло его.
— Эх, сволочь! Первый и наутек.
Горькая обида сжала сердце. Перекинув винтовку, я врезал коня нагайкой между ушей.
— Вот тебе и офицер! Зимний брал?! Сволота!
Амба рванулась вперед. Я привстал в стременах.
Проскакав сквозь тучу пыли, я увидел перед собой жеребца военрука. Краузе, намотав на руку поводья, стоял, спокойно стягивая с ноги сапог. Подхватив сапог рукой, он перевернул его и, стуча пальцем по подошве, качал головой.
Мы в недоумении остановились.
— Дрянь подметка! — крикнул военрук.
— Ж-ж-ж-ж!
— Ба-а-ан-нг!
— Сарапульская работа! — покачал головой военрук, не повернув даже головы в сторону взрыва. Затем, взглянув на нас, поднял сапог вверх. — Ну, что ж! Залпиков пять дадим? Зря не палить! Целиться лучше!
— Ж-ж-ж-ж!..
— Ба-а-а-нг!
— Построиться! — крикнул военрук, прыгая на одной ноге, натягивая сапог.
Ничего не понимая, я повернул коня.
— По наступающему противнику! Пальба-а-а!
Скучный, будничный голос военрука превратил все в скучное полевое учение. На одно мгновенье мне показалось: нет чехов и ничего нет и мы никуда не уезжали и ничего еще не было.
— Отрря-ядом! — лающим голосом крикнул военрук.
С ветром пролетел стук дружно лязгнувших затворов.
— Отр-р-я-я-яд!
Намотав поводья на руки, мы точно на ученье, быстро вскинули винтовки, втиснули приклады в плечи и, приподнявшись в стременах, подались вперед.
Поймав сквозь прорезь прицела кучку фигурок на мушку, я нащупал пальцем спуск.
Прошла целая вечность. Винтовка начала дрожать. Фигурки сползли с мушки в сторону. Краузе молчал. В рядах завозились.
— Пли!
Лошади рванулись под нами, замотали головами.
Дружный залп разодрал воздух. Фигурки полетели на землю.
— Отр-я-я-яд! — зазвенел голос Краузе.
Мы действовали теперь, как машина, и от этой мысли стало весело.
— Пли!
Цепи легли, отряд загалдел.
—
— Не пьешь?..
— Ложишься?..
— Не любишь, гад?..
Покрывая звонким голосом галдеж, Краузе крикнул:
— Смирно-о! Отря-я-яд!
Мы вскинули винтовки.
— Пли!
Чехи начали стрелять. Повернув коней, мы поскакали к лесу.
На опушке леса красногвардейцы уже окапывались. Мокрые и раскрасневшиеся, они лихорадочно работали лопатками, выбрасывая серые комья земли, зарываясь в землю, точно кроты. Нас встретили беспокойные, но уже смеющиеся лица.
— Слезай, которые саперы.
— Ну и бегуны, — закричал Евдоха, — вас на коне не обгонишь. Как штаны? Не заржавели?
— Свои перемени сходи! Вон в тех кустиках!
— Твои пущай насушатся там!
Лес стоял тихий, нагретый, пахучий и словно млел в потоке солнечных лучей; вверху лениво шевелились зеленые своды, из глубин тянуло запахом смолы. Всюду слышались шорохи и веселое пение птиц. Огромные сосны, точно выкованные из меди, подымались вокруг. Кони шли по мягкой хвое. Сучья тянулись с боков, царапая лица.
Навстречу нам бежал Акулов.
— Коней ставь в овраг! Двадцать человек в коновязях. Остальным на линию. Краузе, наряди тыловой дозор. Скорей!
Смотреть на Акулова было неприятно. Своим возбужденным видом, губами, обрызганными пеной, и хриплым криком он раздражал. Хотелось закрыть ему лицо платком, связать по рукам и ногам и положить в сторонку. Я почувствовал, как во мне поднимается ненависть к этому человеку. И когда Акулов побежал обратно, я ощутил легкость.
— Пробка командир! — сказал кочегар, прыгнув с коня.
Зарываясь в землю, мы видим надвигающиеся цепи. Они спускаются в балку. Когда они появятся на этом краю, между нами ляжет полкилометра степи.
— Товарищи! — слышен голос Краузе сзади.
Мы повертываемся к нему.
— Товарищи! Будете бежать — перебью! Драться до последнего патрона. Целиться спокойнее. Патроны положить перед собой. Гранаты с запалами — с правой стороны. Стрелять по свистку. Кто выстрелит раньше — пристрелю.
Мы лежим, пять сотен мужчин: слесаря, фрезеровщики, литейщики, модельщики, портные, железнодорожники, телеграфисты, строгальщики, формовщики, сапожники, металлисты, мотовилихинские токаря, деповские рабочие из Перми. Среди нас лежат, стиснув винтовки, солдаты бывшей царской армии, забывшие свое ремесло, несколько крестьян и несуразный приблудный монах.
Рядом со мной — по правую руку вытянулся Евдоха, с левой стороны — кочегар, подальше копошится «Всех скорбящих». Я вытягиваю шею, стараясь увидеть отца, но, вспомнив, что он остался сзади, у коней, подаюсь назад.