Собрание стихотворений

Рубцов Николай Михайлович

ОТВЕТ НА ПИСЬМО

Что я тебе отвечу на обман? Что наши встречи давние у стога? Когда сбежала ты в Азербайджан, Не говорил я: «Скатертью дорога!» Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть. Пора в покое прошлое оставить. Давно уже я чувствую не грусть И не желанье что-нибудь поправить. Слова любви не станем повторять И назначать свидания не станем. Но если все же встретимся опять, То сообща кого-нибудь обманем…

1958

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Ой, за речкою, за Дунайкою, Где не раз гулял с балалайкою, Что творится!

Невыразимое, Ветроногой пургой затеянное. Замирая, как в сказку зимнюю, Постучусь в окно заметеленное… Добрый, сельский уют родителей. Самовар… И на печке сажица. После службы тише обители Эта комната мне покажется. Что ж, пускай оно хоть каковское, Их спокойствие стариковское, Не редела бы лишь от этого, Как метель, бородища дедова! Не тускнели бы материнские Дорогие глаза искристые С их безмерною добротою. Словно с россыпью золотою! Хромку снимет сестра с комода, Скажет: «Спой про четыре года!» Запоем опять мы, запоем, и подсядет мать к нам обоим. Все подряд споем, что певали мы, И еще одну — про полярную Службу с бурями и авралами — Песню флотскую, популярную. Не мальчишкою, утомившимся От пустой беготни по улицам, Я вернулся в дом обучившимся Защищать страну, если сунутся! Я навек влюбился в ту крылатую Песню, в сердце ношу которую, Но себя я сравню с гранатою Каждый миг для броска готовую!..

1959–1962

* Мой чинный двор *

Мой чинный двор зажат в заборы. Я в свистах ветра-степняка Не гнал коней, вонзая шпоры В их знойно-потные бока. Вчера за три мешка картошки Купил гармонь. Играет — во! Точь-в-точь такая, как у Лешки, У брата друга моего. Творя бессмертное творенье, Смиряя бойких рифм дожди, Тружусь. И чувствую волненье В своей прокуренной груди. Строптивый стих, как зверь страшенный, Горбатясь, бьется под рукой. Мой стиль, увы, несовершенный, Но я ж не Пушкин, я другой… И все же грустно до обиды У мух домашних на виду Послушно, как кариатиды, Стареть в сложившемся быту. Ведь я кричал, врываясь в споры, Что буду жить наверняка, Как мчат коней, вонзая шпоры В их знойно-потные бока!

Ленинград, 1962

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

 Слухи были глупы и резки: Кто такой, мол, Есенин Серега, Сам суди: удавился с тоски Потому, что он пьянствовал много. Да, недолго глядел он на Русь Голубыми глазами поэта. Но была ли кабацкая грусть? Грусть, конечно, была… Да не эта! Версты все потрясенной земли, Все земные святыни и узы Словно б нервной системой вошли В своенравность есенинской музы! Это муза не прошлого дня. С ней люблю, негодую и плачу. Много значит она для меня, Если сам я хоть что-нибудь значу.

ХЛЕБ

 Положил в котомку сыр, печенье, Положил для роскоши миндаль. Хлеб не взял. — Ведь это же мученье Волочиться с ним в такую даль! — Все же бабка сунула краюху! Все на свете зная наперед, Так сказала: — Слушайся старуху! Хлеб, родимый, сам себя несет…

ЗИМНИМ ВЕЧЕРКОМ

Ветер,

не ветер — Иду из дома! В хлеву знакомо Хрустит солома, И огонек светит… А больше — ни звука! Ни огонечка! Во мраке вьюга Летит по кочкам… Эх, Русь, Россия! Что звону мало? Что загрустила? Что задремала? Давай пожелаем Всем доброй ночи! Давай погуляем! Давай похохочем! И праздник устроим, И карты раскроем… Эх! Козыри свежи. А дураки те же.

В КОЧЕГАРКЕ

Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек. Вместо «Здравствуйте»: — В сторонку! — Крикнул: — Новенький, кажись? — И добавил, как ребенку: — Тут огонь, не обожгись! — В топке шлак ломал с размаху Ломом, красным от жары. Проступали сквозь рубаху Потных мускулов бугры. Бросил лом, платком утерся. На меня глаза скосил: — А тельняшка, что, для форсу? — Иронически спросил. Я смеюсь: — По мне для носки Лучше вещи нету, факт! — Флотский, значит? — Значит, флотский. Что ж, неплохо, коли так! Кочегаром, думать надо, Ладным будешь, — произнес, И лопату, как награду, Мне вручил: — Бери, матрос! — …Пахло угольным угаром, Лезла пыль в глаза и рот, А у ног горячим паром Шлак парил, как пароход. Как хотелось, чтоб подуло Ветром палубным сюда… Но не дуло. Я подумал: «И не надо! Ерунда!» И с таким работал жаром, Будто отдан был приказ Стать хорошим кочегаром Мне, ушедшему в запас!

* В твоих глазах *

В твоих глазах Для пристального взгляда Какой-то есть Рассеянный ответ… Небрежно так Для летнего наряда Ты выбираешь нынче Желтый цвет. Я слышу голос Как бы утомленный, Я мало верю Яркому кольцу… Не знаю, как там Белый и зеленый, Но желтый цвет Как раз тебе к лицу! До слез тебе Нужны родные стены, Но как прийти К желанному концу? И впрямь, быть может, Это цвет измены, А желтый цвет Как раз тебе к лицу…

* Вредная, неверная, наверно.*

Вредная, неверная, наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверно, и не ждешь! За окном, таинственны, как слухи, Ходят тени, шорохи весны. Но грозой и чем-то в этом духе Все же веют сумерки и сны! Будь что будет! Если и узнаю, Что не нравлюсь, — сунусь ли в петлю? Я нередко землю проклинаю, Проклиная, все-таки люблю! Я надолго твой, хоть и недолго Почему-то так была близка И нежна к моей руке с наколкой Та, с кольцом, прохладная рука. Вредная, неверная, наверно. Нервная, наверно… Ну и что ж? Мне не жаль, Но жаль неимоверно, Что меня, наверное, не ждешь!

* Ты просил написать о том *

Г. Ф.

Ты просил написать о том, Что здесь было И что здесь стало. …Я сейчас лежу под кустом, Где тропинка берет начало. Этот сад мне, как раньше, мил, Но напрасно к одной блондинке Я три года назад ходил Вот по этой самой тропинке. Я по ней не пойду опять, Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!» Та блондинка хотела ждать, Не дождалась… И вышла замуж. Все законно: идут года, Изменяя нас и планету, Там, где тополь шумел тогда, Пень стоит… а тополя нету.