Собрание стихотворений

Терапиано Юрий Константинович

4. «Земля моя, за каменной стеною…»

Земля моя, за каменной стеною, За крепким частоколом — не пройти: Любить вот так, любовию одною — И вновь — не Ты, и нет к тебе пути? Склонись опять над картой, с затрудненьем Ищи слова, знакомые слова; Ты, девочка моя, скажи с волненьем: «Владивосток». «Орел». «Казань». «Москва». Задумайся о славе, о свободе И, как предвестье будущей зари, О русской музе, о родном народе Поэтов русских строфы повтори.

ПАРУСА (Вашингтон: Русская

книга, 1965)

«Небо сегодня как будто светлее…»

Небо сегодня как будто светлее И голубее, чем было вчера. Зеленью нежной вскипают аллеи И распускаются как веера. Всюду цветенье и счастье простое, Город в сиянье, в движенье, в тепле. Как я свободен и молод весною, Как хорошо мне на этой земле.

«Я, пожалуй, даже не знаю…»

Я, пожалуй, даже не знаю С чем прийти к тебе? Время не то. Я теперь Монпарнас огибаю, Запахнув поплотнее пальто. Не сбылись обещанья свободы. Вечер близок и даль холодна. Розы, грёзы, закаты, восходы — Как обрывки какого-то сна.

«Поднимись на высокую гору…»

Поднимись на высокую гору И с вершины её посмотри Вниз, навстречу земному простору И сиянью осенней зари. Там безмолвная музыка. Ею Вся природа под вечер полна. Тихо. Горные цепи темнеют В ожиданье покоя и сна.

Успение

Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина, Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала…

О. Мандельштам

Тяжёлые груши уложены тесно в корзины, Блестит янтарём на столах виноград золотой, И воздух осенний, и запах арбузный и дынный На каменной площади празднуют праздник святой. Я с радостью тихой гляжу на раздолье природы — Такое богатство, как было и в крае моём, Где волны кипели и тщетно искали свободы И в погребе пахло полынью и новым вином. А тот, о котором сегодня я вновь вспоминаю, Как загнанный зверь на дворе под дождём умирал. Как лебедь, безумный, он пел славословие раю И, музыкой полный, погибели не замечал. Орфей погребён. И наверно не будет рассвета. Треножник погас, и железный замок на вратах. И солнца не стало. И голос умолкший поэта Уже не тревожит истлевшего времени прах.

«Мир разгорожен надвое забором…»

Мир разгорожен надвое забором. Мы смотрим издали: там наш родимый дом. Но не хочу туда вернуться вором, Тюленем пробираясь подо льдом. Все сорок лет! Нет, больше, что там сорок — Пять тысяч лет блуждаем мы впотьмах И все твердим: «Уже недолго, скоро»… Едва держась от боли на ногах.

«Летом душно, летом жарко…»

Летом душно, летом жарко, Летом пуст Париж, а я Осчастливлен,

как подарком, Продолженьем бытия. С мертвыми веду беседу, Говорю о жизни им, А весной опять уеду В милый довоенный Крым. И опять лучи, сияя, Утром в окна льются к нам, Море Чёрное гуляет, Припадает к берегам. И как будто время стало Занавесочкой такой, Что легко ее устало Отвести одной рукой.

Диана Люксембургского сада

Закинув руку за плечо, Стрелу ты ловишь из колчана, Вздыхающая горячо, Разгорячённая Диана. Ты мчишься в каменном кругу Одежд, вскипающих как пена, И как виденье на бегу Сверкает лёгкое колено, Такой стремительный полёт, Такая лёгкость пред глазами, Что будто бы весь сад плывёт, Летит, кружится вместе с нами. Диана в воздухе сухом Ритмические мечет стрелы, И мрамор кажется стихом Ямбически-окаменелым.

«Над замерзшим Байкалом, над веяньем вьюги…»

Над замерзшим Байкалом, над веяньем вьюги, Над полями Сибири, средь рек и лесов Звук несется на землю сквозь воздух упругий — Спутник шлет передачу из верхних слоев. Пели прежде поэты о бурях морозных, О просторах, где тройки летели в ночи, А теперь научились мы слушать надзвездный Океан, что над нами, как вечность, звучит.

Листопад

Мне что ж, с Евтушенко кричать о кубинском притоне, О Мигуэлях и Кастро, поверивших в С.С.С.Р., Иль на футуристическом саксофоне Чертить с Вознесенским параболы огненных сфер? А здесь, под ногами, на солнце лежит, истлевая, Всего Люксембургского сада, пронзенная смертью, краса И вечная молодость, бодро по листьям шагая, Приветствует осень. — Везде голоса, голоса! С печальной улыбкой, я вспомнил мою Навзикаю, Тридцатые годы, прекрасный тогдашний Париж — И вдруг из тумана сияет лицо, возникая, — О, ветер, зачем же ты локон ее шевелишь?..

«Думал — такого сознанья…»

Думал — века измерил, А жизнь прожить не сумел.

А. Белый

Думал — такого сознанья Не было в мире, что вот Он лишь один в состоянье В горний пуститься полёт. Духа сиянье слепило, Музыка пела ему, Тайная чудная сила Вниз устремлялась, во тьму. И, как на посохе мага, Розами мудрость цвела. Буквы, чернила, бумага И полировка стола… Но ничего не сумел он Выразить. Сроки прошли, И в пустоте прозвенело Слово, коснувшись земли. И, умирая, как с кручи, Рушился он с высоты, Падал звездою падучей, Так же как Блок и как ты.